Не помню…

Не помню, господи, не помню!…

Тогда вычислим логически. Как человек рациональный, я должен делать это сверху, сверху. Потому что снизу – глупо. Но я ведь человек, в то же время сопротивляющийся своему рационализму. Я – человек оригинальный. Значит – снизу.

Снизу. Снизу и только снизу. Запомнить. Только снизу, никогда сверху.

…

Возникают новые проблемы. Стремящийся в меня почуял мое сопротивление – и стал агрессивным. Он, ехидствуя внутри меня, задает мне все новые заковыки, заставляя сомневаться во всем.

Например: как я подношу ложку ко рту – боком или передом? То есть не совсем передом, а примерно под углом 45°. Насколько я знаю, правила хорошего тона диктуют подносить ложку именно передом, но я ведь знаю и себя, я знаю, что, увы, не всегда соблюдаю бонтон. Пожалуй, боком. Боком. Правда, и на этот счет возникают сомнения: да, я подношу ложку боком, я это вспомнил и утвердил назло стремящемуся в меня. Но, если призадуматься, зачем вообще нужна ложка, если совершенно спокойно можно приподнять тарелку и потихоньку с края схлебывать пищу? Это и проще, и удобнее: пока несешь ложку ко рту, с нее каплет на одежду, а если низко нагибаться над тарелкой, это выглядит жадно, неприлично. Обходясь же без ложки, спокойно, не сгибая спины, берешь тарелку двумя руками, опираешься локтями о стол и кушаешь. Я бы так и сделал, но подумал, что это вызовет в других людях осознание моей исключительности, начнутся подражания, заискивания передо мной, набивание в друзья, я этого не хочу, я сознательно хочу быть одним из многих, пусть только я сам знаю о своей исключительности. Душа человека в обрамлении его личной жизни – как алмаз в оправе, это – брильянт и драгоценность. Душа, вынутая из личной жизни и отданная всеобщему обозрению – не более чем товар.

…

Вот оно что! Это не Водяной, не Кощей и не Кузнец хотели в меня! Они-то живехоньки-здоровехоньки, а вот старуха со 2-го этажа утром отдала богу душу. То есть – мне!? Я все понял! Вот почему одно из первых сомнений у меня возникло при расстегивании штанов, ведь старуха, будучи женщиной, никогда не расстегивала штанов!

Но во многом я еще чувствую себя самим собой! Значит, она не успела в меня перейти, недаром, говорят, она сильно кричала перед кончиной! Но то, что она умерла, еще ничего не значит. Она теперь с тем большей яростью захочет вернуться. Не поддамся!

…

Старуха бунтует, заставляя меня забывать простейшее, приходится записывать. Я составляю реестр дня, а также записываю все то, что может понадобиться в элементарных ситуациях.

Из записей в тетради Иванова И.И.

Утром встаю с левой ноги, только с левой, всегда с левой. Хрен тебе, старуха, только с левой. Если встану с правой, стану тобой. Не дождешься!

Утренней гимнастикой не занимаюсь. Я знаю, тебе хочется, ты заставляешь ныть и скучать мои кости, чтобы я начал сгибаться и прыгать, но я никогда в жизни не занимался гимнастикой, я не поддамся, я никогда не делаю гимнастику!

…

При входе в палату лечащего врача Калерии Андреевны (средней полноты блондинка, невысокая, с серыми глазами и золотым зубом, который ее очень портит) нужно встать, поздороваться вежливо, но без подобострастия (да! – встать с левой ноги, с левой!), приветливо улыбнуться (улыбка – это легкое растяжение губ с приподнятием их уголков вверх, а не вниз, как – по наущению старухи! – получилось вчера утром, и Калерия Александровна это наверняка заметила и наверняка записала на мой счет, и это отсрочит мое освобождение, и значит, борьба моя со старухой затруднится, это ведь как в той борьбе, которую я видел по телевизору: два человека топчутся по кругу, в кругу, один схватил другого и держит, второй хочет отцепиться и лезет за круг, за круг, там простор и свобода, там легче будет отцепиться, но тут свистит свисток судьи, выйти за круг ему как раз и не дают).

…

За талию Калерию Андреевну не брать.

…

А убирающей тете Вере не улыбаться ни в коем случае: возомнит. Но за талию брать можно, любит.

…

Кстати, талия – это часть тела женщины между подмышкой и бедром. Если сбоку. Сбоку она приятна, сзади же она не талия, а поясница, а спереди – живот. Вывод – то, что называют талией, вовсе не талия, это не существует как единое целое, есть две талии, два изгиба по бокам. Так вот, ниже нельзя, ниже бедро. А почему нельзя? Поразмыслить.

…

Кстати (это-то я наверняка помню, но все же запишу на всякий случай, старуха может любую пакость подстроить!): люди делятся на женщин и мужчин. С точки зрения анатомии мужчины имеют более костистое телосложение, женщины – более мягкие, имеют грудь. Женщины красят губы и глаза, но это не обязательный признак, у тети Веры этого признака нет. Да! – но ведь и грудь не обязательный признак, например, у медсестры Настеньки она, кажется, совсем отсутствует. Хорошо еще, что она красит глаза и губы, а то запутаешься.

…

При встрече с женщинами надо улыбаться. Улыбка – это растяжение губ с одновременным приподниманием их уголков. Хорошо англичанам, у них есть слово «чи-и-из». Фотограф: «Улыбку!» Все: «Чи-и-из!» У нас такого слова нет.

…

При встрече с мужчинами кланяться и улыбаться не обязательно, но необходимо крепко пожать руку (если дадут) и спросить: «Как идут дела?» – это знак уважения, поскольку всякий мужчина убежден, что у него есть важные дела и что они идут, не надо его разочаровывать.

…

Как быть? Появилась новая медсестра Любочка, у нее нет никаких женских признаков: отсутствует грудь, губ и глаз не красит, из-под халата – брюки. Может, она переодетый мужчина? В любом случае, она рушит всю мою систему, я боюсь запутаться.

…

Скандал, которого я не хотел. Помня, что остается признак самый верный, основной, я подошел к Любочке и попросил показать этот признак, говоря, что я сомневаюсь, а мне сомневаться нельзя, чтобы не обострилась болезнь, я просил ее очень вежливо, просил, если она стесняется, пройти в душевую комнату; которая запирается на крепкий засов, это позволит нам спокойно во всем разобраться. Любочка взвизгнула, заплакала (кстати, визг, плач, тонкий голос – обманчивые женские признаки, мой сосед справа и визжит, и плачет, и поет тонко, но он мужчина, и он это показывает всем женщинам, заходящим в палату, они уже привыкли и говорят: больной, успокойтесь! – и он успокаивается с удовлетворенной улыбкой (не забыть: улыбка – это приподнимание уголков губ вверх), заплакала, побежала от меня, пришел санитар Володя, я поздоровался с ним за руку, спросив: «Как дела?» – а он почему-то вывернул мне руку и повел в палату, говоря: «Будешь еще хулиганить? Будешь?» Я пообещал, что не буду, хотя так и не понял, в чем заключалось мое хулиганство.

…

Я нашел элементарный выход! Я составил список, который выучил наизусть. (Далее идет список: «Анатолий Иванович – мужчина, Герасимов – мужчина, Володя – мужчина, Любочка – женщина…» – и т. д.)