Пальфурий Сура был коренным гражданином Рима. Он служил в Первом Вспомогательном легионе, в отряде дупликариев-эксплораторов. С удовольствием лазал по отвесным скалам, как муха, удерживаясь кончиками пальцев за малейшую неровность. В городе Пальфурий скучал без своих «скалок» и, чтобы не потерять квалификацию, забирался на крыши инсул и храмов. Ну, пару раз он залезал на балконы и слезал обратно, прихватывая сувениры из драгметаллов. Дабы замять скандал, «скалолаза» перевели в Особую когорту — здесь его таланты оказались востребованными.

Матерью Блофута была Файда из племени бриттов, а отцом — Волумний Вар, кампиген[77]Девятого испанского легиона, расквартированного под Лондиниумом. Блофут пошел в мать — был он неистов и неукротим. Всю жизнь его ловили, прятали в тюрьму, он сбегал, его снова ловили, снова сажали. Блофут устроил побег даже из страшной Маммертинской тюрьмы, из ее туллианума! Этот беглец-гений нашел себе место в Особой когорте, в ее Шестой кентурии. И так далее, кого ни коснись. Не досье, а сборник приключенческих романов.

Работенка кентурии перепадала непыльная — смотаться в Берзовию или в Тапэ с секретным посланием, проехаться на Нижний Данувий и растолковать тамошним роксоланам, что презид дозволяет им пересекать всю Дакию с востока на запад, чтобы свидеться с родичами за Тизией, но с двумя условиями: ехать по дороге и малыми группами, а не то будут приняты меры. Поглядели роксоланы на внушающих почтение преторианцев — и всё поняли насчет мер.

А после последней зимней метели вся Шестая кентурия исполнила уже не приказ своего командира, а просьбу — преторианцы проводили Лобанова до самой Тизии, где Сусаг, отец Тзаны, назначил ему рандеву.

Скептух был похож на медведя, отъевшегося по осени, — так толстили его груды драгоценных мехов. Все сарматы, толпившиеся за спиной Сусага, тоже повысили лохматость, еще и золотыми побрякушками увешались. Когда же скептух увидел Сергия во главе кентурии, то мигом зауважал нового зятька — больно слепили глаза золоченые панцири преторианцев. А уж когда кентурион спешился и открыл сундук с выкупом за невесту, Сусаг сын Тизия возблагодарил старую Амагу за мудрый совет — не мстить римлянину, похитившему Тзану, а довериться его слову.

— Я принимаю твой дар и родство с тобою, — милостиво сказал скептух. — Владей моей дочерью, и пусть наши и ваши боги не обделят вас своей милостью!

Встреча прошла в теплой, дружеской обстановке.

Так прошла зима. Весна наступила ранняя, бурливая — таяли стремительно снега, сходил лед на реках, пробивалась трава. К маю вся степь покрылась зеленой травой, и началось сумасшедшее цветение — воздух кружил голову. Сергий даже похудел от напряженной половой жизни, но Тзана была неутомима. Она постоянно совершала открытия в науке страсти нежной, расспрашивала эллинских гетер и жриц Реи-Кибелы о тайнах любострастия. И Сергий просто не мог привыкнуть к своей подруге, она всегда оставалась для него любимой и желанной. Конечно, со временем всё изменится. Безумный жар страсти или погаснет вовсе, или сменится вечным теплом отношений, мягким и нежным. И вот тогда ему самому захочется иметь крепкий тыл — родной дом, куда так тянет вернуться. А пока. А пока им с Тзаной лучше всего оставаться любовниками, друзьями, но не супругами. Сделать предложение легко, но кто он такой в этом мире? Какое место занимает в великой империи? Чего он добился в жизни, чтобы предложить женщине разделить с ним все тяготы и удачи, радости и горести? Да, он был рабом-гладиатором, а стал кентурионом претории, но разве этого достаточно? Сие лишь нулевой цикл, как говорят строители. У него впереди долгая дорога преуспеяния и роста, надо только не затягивать процесс перехода из грязи в князи, чтобы Тзана не устала ждать. Ну, лет десять девушка подождет, она еще совсем молоденькая. Когда он поведал свои мысли Тзане Сусаговне, та дотянулась до его уха и обожгла его шепотом: «Навсегда?» — «Навсегда!» — твердо сказал Сергий.

Минул май, наступил июнь. Марций Турбон тоже выполнил задание, данное ему императором, — варваров он утихомирил и крепко запер границы, послевоенный беспредел сошел на нет. Оролеса не стало, а боязливый Тарб не высовывался из Пустыни гетов, радуясь тому, что правит один, без опасного буйного соперника.

В июньские ноны наместник призвал Сергия и его друзей, включая Тзану. Именно пятеро свидетелей должны были, по древнему обычаю, присутствовать при обряде усыновления. Марций Турбон, торжественный и очень серьезный, трижды ударил монеткой по весам, произнося: «Заявляю, что по квиритскому праву эти люди мои!»

Сыновья Тита Флавия Лонгина, длинные нескладные отроки в мальчишечьих тогах, стояли рядом и гордились — и тем, что их отец принял славную смерть, достойную римлянина, и тем, что их новый папа — такой важный человек, ходит в больших чинах и дружит с самим принцепсом. Верзон лишь крякал в сильном довольстве — у него не было сомнений, что судьба и младшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Приска Галлония Фронтона Квинта Марция Турбона, и старшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Лонгина Квинта Марция Турбона сложится самым замечательным образом.[78]

Усыновление произошло в среду, в день, посвященный Меркурию, а в четверг, в день Юпитера, в дверь дома, где поселился Сергий со товарищи, постучали. Лобанов открыл и увидел на пороге Гая Антония Скавра. Легат сиял.

— Сальве! — воскликнул он.

— Сальве, — ответил Сергий обрадованно. — Проходи!

Из экседры выглянул Эдик и невинно поинтересовался:

— Презид тебе ничего не оторвал?

— Он признался, что очень этого хотел, — жизнерадостно доложил Гай, — но на радостях передумал!

— О Луции ничего не слышно?

После этих слов улыбка патриция попригасла, и он проговорил неуверенно:

— Я думал, он погиб… там, с Оролесом.

— Нет, — покачал головой Лобанов, — среди убитых такой не числится.

— Ничего, — успокоил его Эдик, — такое дерьмо всегда выплывет.

— Да и ладно! Ты по делу, Гай, или так зашел?

— По делу! Важному. У меня к вам большая просьба.

— Выкладывай, — сказал Роксолан.

— В общем. Я жениться решил. И у меня завтра свадьба, и… В общем, завтра день Венеры, самый подходящий день самого подходящего месяца — в июне сама Юнона будет покровительствовать нам.

— А самый подходящий час какой? — перебил его Эдикус.

— Первый час дня, — смешался Гай Антоний, — и…

— Договаривай, договаривай, — подбодрил его Сергий.

Патриций собрался с духом и выпалил:

— И я хочу, чтобы вы все стали моими свидетелями!