– Вэль!

– Тан, это мое право. Я хочу так поступить. И изволь похоронить меня в фамильной усыпальнице Тессани.

– Обещаю.

Здесь Эттан не спорил. Он и так знал, что лежать рядом им с Вэль не придется. Всех Преотцов хоронят в катакомбах под главным храмом.

– Вэли… я люблю тебя.

Вальера с трудом подняла руку, коснулась щеки Эттана.

– Я знаю, родной мой.

– Я такой дурак! Я так редко говорил тебе об этом, так редко и так мало. А ты… ты все мне отдала, а я…

Эттан мог произносить блистательные речи, но сейчас слова не шли на язык. А женщина, которую он любил и терял, лежала перед ним на кровати. Такая близкая, такая далекая, такая… уже не его.

И он ничего не мог сделать, чтобы вернуть ее назад.

Отец и сын мыслили одинаково.

Здесь и сейчас Эттан тоже заложил бы душу Ириону, а не хватило бы своей – чужих добавил, лишь бы Вальера осталась в живых. Но это было не в его власти.

Ты можешь стать Преотцом, можешь надеть на себя корону, можешь даже несколько нацепить, если на ушах удержатся, можешь собрать в закрома все золото мира и умываться в нем по утрам.

Но в такие моменты как никогда понимаешь, что главная-то ценность – не власть, деньги или слава.

Главная ценность – это жизнь твоих родных и близких.

Эттану предстояло постичь эту истину на своем опыте.

И это было больно.

* * *

Они все стояли у кровати, на которой умирала Вальера Тессани.

Муж, так и не ставший официальным, три сына, дочь… Лусия не плакала. Слезы текли сами, капали по лицу на кружевной воротник, впитывались в ткань платья – девушка не вытирала их. Просто не замечала.

Вальера смотрела с состраданием.

Арден, какой же глупой она была! Наивно полагала, что впереди вечность, не готовилась, не думала, что детям придется вот так, без нее… а они выросли, и она умирает.

Не ко времени, ах, как не ко времени.

Смешно… неужели собственная смерть может приключиться – вовремя? Какая пошлая, глупая сцена, словно из романа Лусии… но у Эттана иногда не хватает чувства меры. Иногда?

Никогда не хватает. Раньше она его как-то сдерживала, а вот как оно будет – сейчас? Почему мы полагаем себя вечными? Почему не задумываемся заранее, что останется – после нас? Почему не заботимся о тех, кто рядом с нами – сейчас? Чтобы потом они не чувствовали себя, словно домашняя кошка в стае диких волков?

Нет ответа.

Одни вопросы… на которые скоро будут получены окончательные ответы.

– Вэль…

Эттан. Как всегда, нетерпелив и совершенно ее не понимает. И как она прожила с ним – столько? Ничего, она справится. Уже немного осталось.

– Тан, милый, так много надо сказать, так много… Пожалуйста, будь добрее к нашим детям.

– Обещаю.

– Луис, не оставляй сестру, ладно?

– Хорошо, мама.

– Эрико, отец и братья тебя любят, не стоит забывать об этом.

– Да, мама.

– Родригу, пожалуйста, помни – не все, кто окружают тебя, откровенны с тобой.

Родригу неожиданно шмыгнул носом, и на нем тут же скрестились все взгляды. И увиденное повергло семейство Даверт в изумление.

Родригу тоже плакал. Хотя раньше они полагали, что слезу способен из него выбить только сырой лук. Оказывается – нет. Не только.

Вальера милосердно отвела взгляд и улыбнулась дочери.

– Девочка моя… Лу, обещай мне, что будешь заботиться о своих детях так же, как я заботилась о вас?

– Клянусь, мама. Мам, мы найдем эту тварь, обещаю!

Вальера покачала головой.

– Лу, что это изменит? Для меня?

Лусия глубоко и шумно вздохнула, как это делают дети после плача. Вальера на миг прикрыла глаза, а потом посмотрела на Эттана.

– Тан, милый, мне бы хотелось поговорить с тобой. Одним. А потом со всеми детьми по старшинству.

– Хорошо, Вэль.

Вальере Тессани предстояли очень трудные часы. Но если уж сразу не умерла, то теперь спокойно уйти и не дадут.

Лусия все же разрыдалась, Родригу бросился ее утешать, свалил медный таз, Эттан рявкнул на него, вмешался Эрико…

За шумом никто и не заметил, как Луис спрятал за пазуху молитвенник в пронзительно-розовом кожаном переплете. Вальера же промолчала.

* * *

Внизу, в гостиной, Луис принялся раздавать указания.

– Родригу, давай к лекарям на Аптечную. Поднимай всех с постели, гони сюда, авось хоть одна клистирная трубка да и скажет что полезное. Ты у нас лицо сановное, облеченное доверием Преотца… справишься. Эрико, на тебе купцы. Наверняка знаешь, если кто-то торгует редкостями…

– Знаю. А ты?

Луис усмехнулся краем губ.

– А я пойду продавать душу.

У него было два дела. Ему надо было наведаться туда, куда не дошла мать. И… попробовать продать душу.

А вдруг возьмут?

* * *

Искать лавку с неприметной вывеской «травы тетушки Мирль», Луису пришлось долго. В темноте улицы Тавальена были похожи на внутренности громадного чудовища, которое проглотило, поглотило и выпускать не собирается. Дома, казалось, меняли очертания и переходили с места на место, улицы окутывались туманом, скрывающим ориентиры, шаги тонули и терялись в сером мареве, и человек чувствовал себя потерянным ребенком.

Даже Луис поддавался этому настроению.

Впрочем, десяток проверенных людей за спиной быстро придавал уверенности.

Луис забарабанил по двери рукоятью кинжала.

Ответа пришлось ждать не слишком долго. Дверь распахнулась, тетушка Мирль выглянула наружу, и тут же была почти внесена внутрь.

За горло.

– Ну, здравствуй. Не ждала? Думала, что моя мать мертва? Ошиблась, стерва!

Испуг, метнувшийся в карих глазах, сказал Луису все необходимое. И мужчина крепче сжал пальцы, пока тушка не обмякла в его руках. Тогда Луис отшвырнул ее в руки своих людей и коротко бросил, не глядя назад:

– Обыскать дом.

Он и так знал, что Мирль сейчас увязывают, что ту колбасу, потом ее завернут в плащ и вывеут за город. Найдется, где ее допросить. Здесь не стоит – и грязно будет, и шумно…

Моожно бы воспользоваться пыточными Преотца, но…

Пока нельзя.

Пока Эттан Даверт не настолько прочно сидит на своем месте.

Мало ли кто, мало ли что, какие могут выплыть имена в процессе допроса…