Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что, Лизерман? – спросил через стекло полковник Кейси.
– Порядок, сэр. Справились.
– Ох… – покачал головой майор Жур. – Ну это была схватка, какой никогда в нашем химуправлении не было.
– Да уж, – согласился полковник. – Понервничали, называется.
– Я сегодня точно нажрусь…
– А так бы не нажрался? – усмехнулся полковник.
– Не нажрался бы. Я до четверга в завязке.
– Ну тогда и я нажрусь. Тем более что я не в завязке.
Генерал-полковник Штерн работал в предметном зале уже седьмой час, а дел все не убавлялось. То, что отправлялось на места, как принятое решение, вскоре возвращалось в генштаб с пометкой «новые данные». Это означало, что, пока Штерн занимался другими делами, одобренная им операция проводилась – с хорошими или плохими результатами – и возвращалась к нему уже в виде отчета.
У Штерна на местах имелось более пятидесяти заместителей, однако армия долго находилась в бездействии, и начальники разучились работать, разучились брать на себя ответственность и все валили на начальство.
Помимо поступавших докладов с мест требовалось обращать внимание и на трехмерные голографические диаграммы, вертевшиеся в воздухе на всем пространстве огромного зала. Они все время менялись, показывая положение дел на каждой планете в отдельности.
В одном месте проводилась крупная операция, от которой зависело, кто возьмет верх на отсталой малозаселенной планете – армия или чужаки. В другом ситуация была иная – базы чужаков небольшие, но их много, они хорошо организованы и при падении одной гарнизон уходит на другую.
Туда бы двинуть крепкие силы, чтобы прихватить их везде и сразу, но армия не резиновая, в других местах тоже припекало.
– Что там еще? – спросил Штерн у появившегося в «фонаре» своего помощника майора Лунца.
– Сообщение с Зегета, сэр. Просят вашего внимания.
– Что, очень драматично?
– Нет, сэр, напротив, они озадачены тем, куда девать трофеи.
– Вот дураки, – покачал головой Штерн. – Ты вот что, майор, ты же офицер, а не дерьмо собачье, правильно?
– Так точно, сэр.
– Приказываю тебе лично проводить отбор. Если подобная чепуха, отвечай: на ваше усмотрение. А если видишь, что там действительно без меня никак, тогда приноси.
– Слушаюсь, сэр!
– Иди. То есть погоди. Как, по-твоему, сколько бумажек ты принесешь мне из этого потока?
– Семь процентов, сэр.
– Правда, что ли?
– Уже подсчитал.
– Ну, давай действуй. И скажи, чтобы мне сюда чаю принесли, а то сижу на этом холоде в хрустальном стакане и без чая. А еще без сигарет.
– Сейчас все будет, сэр.
– Погоди… – начштаба посмотрел на сполохи одной из голограмм, вроде где-то назревали большие перемены. Кажется, район Карниф, где будто бы видели десантные корабли пришельцев, но ничего конкретного – только слухи.
– Там где-то должен быть начальник военной разведки…
– Он трезв, сэр, но находится внизу, его не пропускают через четвертый уровень безопасности.
– А что у него не так?
– Где-то потерял свой пропуск.
– А ты говоришь – трезвый.
– Он трезвый, сэр, но ночевал не дома.
– Ишь ты! – удивился Штерн. – Ладно, распорядись, чтобы его оформили как гостя начальника штаба. Как-то так.
– Сделаем, сэр.
– Ну иди. И чаю мне принеси и сигарет, но сам я не курю…
– Я помню, сэр.
Майор вышел, а генерал-полковник вытащил ноги из тесных ботинок и сунул в мягкие шерстяные боты, которые всегда дожидались его в «стакане» – прозрачной цилиндрической кабине, откуда он мог наблюдать за всем, что творилось в предметно-тактическом зале.
Его в этой кабинке никто не видел, а он видел всех и даже мог через мониторы заглянуть на посты координаторов, связистов, тактиков ближнего уровня, в курилку электриков и даже в столовую.
Позиция замечательная, если бы только не это странное ощущения холода и даже сквозняка. По первости Штерн даже чихал после посещения наблюдательного пункта и, сколько инженеры ни заверяли его в безопасности этого места в смысле сквозняков, он завел там шерстяной шарф, старомодные ботики и чай с вареньем. И простуды отступили, а в процессе наблюдения за оперативной обстановкой появились мотивы зимних посиделок у камина.
После включения Лунца в сортировку у начштаба поубавилось бестолковой работы.
«А ведь не такой дурак этот майор, каким мне его расписывали…» – подумал Штерн, заранее сожалея, что и Лунца придется выгнать, если СГБ завербует майора.
Пока Лунц справлялся, хотя, по сведениям Штерна, местные уже испытывали майора на стойкость. Под местными подразумевался персонал службы начальника штаба – секретари из сержантского состава, водители персональных автомобилей, личная охрана за пределами здания и даже приносящие чай официанты.
Не успел Штерн подумать, что пора уже появиться старине Роджерсу, как начальник военной разведки прибыл в «выездную резиденцию» – в большой кабинет, к которому примыкал «стакан».
Штерн опознал его по характерному сопению перебитого носа – памяти о спецназовской молодости, ну и по тому, что охрана пустила его в кабинет. Подобные льготы распространялись только на Роджерса и премьер-министра. Ну, еще и на министра обороны, но уже после Роджерса.
– Ну что, не арестовали тебя? – не оборачиваясь, поинтересовался Штерн и улыбнулся.
– Хреновый повод для злорадства, Клаус.
Роджерс обошел стол и уселся в большое кожаное кресло начальника штаба.
– Я потерял свою генеральскую карточку.
– Ай, какие неожиданные новости, – сказал Штерн и развернулся на вращающемся стуле. – Как будто это случилось с тобой впервые. И это начальник военной разведки! Как тебя самого еще не украли на органы?
– Кому нужна моя печень, Клаус? А вот карточка – да, по ней можно снять мои пенсионные накопления за последние полгода и пройти в наш штабной комплекс незамеченным. Ты представляешь, какая хохма?
– Нет, Сэм, у нас очень хорошая охрана. Они даже тебя дальше четвертого периметра не пустили – не поверили биометрическим данным. Что с ними случилось, у тебя уменьшился пенис?
Роджерс не ответил, и какое-то время они молчали.
– А вот ты когда-нибудь думал, что солдат можно накапливать, не давая им жрать и не мешая думать о бабах?
– Ты об анабиозе?
– Очень удобная штука, кстати, я тут читал один отчет… Ох, Клаус, трудно нам придется с этими мотовилами, уж больно они циничные. Мы так со своими людьми поступать не можем.