сейчас? Все, кто воевал в прессе с «синими законами», швыряются кирпичами из разрушенных им зданий на все еще дымящихся развалинах. Положим, ему сейчас сорок; какими будут его следующие двадцать лет? Найдет ли он новых богов, чтобы свергнуть их с пьедестала, доверчивых, неискушенных пентюхов, достаточно тупых, чтобы корчить из себя интеллигенцию и попасть на острие его карандаша? Или он будет расхаживать среди руин, человек, сраженный своим собственным успехом, ставший в конце концов столь же бесполезным, как один из тех персонажей Конрада, которыми он так искренне восхищается?

«Три солдата» Джона Дос Пассоса[480]

Если не считать парочки памфлетов Эптона Синклера[481], тщательно замаскированных под романы, но тем не менее игнорируемых праведными американскими книготорговцами, «Три солдата» молодого выпускника Гарварда Джона Дос Пассоса[482] – первая достойная внимания книга о войне, написанная американцем. Рядом с ним бледнеет даже «Алый знак доблести»[483]. Перевернув последнюю страницу «Трех солдат», я исполнился чувства, коему нет названия, но вызвать которое может лишь работа, выполненная с наивысшей степенью непредубежденности. Эту книгу не будут читать в западных штатах, для них и «Главная улица»[484] была чересчур остросоциальной. Сомневаюсь, что «интеллигентная» публика Среднего Запада когда-нибудь снова рискнет увлечься серьезным американским романом, если в нем нет любовной интриги.

Нет, «Трем солдатам» никогда не составить конкуренцию «Шейху»[485] или тем непристойным проповедям, которыми доктор Крафтс[486] угощает охочих до острых ощущений жен мясных королей и владельцев похоронных бюро. Данная книга может лишь напугать весь этот караван-сарай из «стодвадцатипроцентных американцев», чиновников на символическом жалованье[487] да кровожадных старых дев, выстраивающихся в очередь перед книжными магазинами, чтобы купить и прочесть шедевр испанского Зейна Грея (сейчас в кино как раз идет фильм, где его героя играет бойкий молодой человек с волосами, уложенными с помощью машинного масла)[488].

Но тем здесь, кому требуется более приличный досуг (то есть жалкой дюжине человек), я искренне рекомендую «Трех солдат». Перед читателем развернется весь великолепный фарс 1917–1918 годов. Он услышит пронзительные голоса типчиков из Х. А. М. Л., которые со снисходительными улыбками[489] говорят: «Я бы записался добровольцем, несомненно, записался бы, только у меня слабое зрение!», «Помните, что ваши женщины, ваши сестры, возлюбленные и матери молятся за вас в эту минуту!», «Я слышал, как билось великое сердце Америки!», «О ребята, никогда не забывайте, что вы принимаете участие в великом христианском деле!»[490].

И попутно он увидит, что, произнося пафосные речи, эти ханжи не гнушаются сдирать с солдат по двадцать центов за чашку какао. Он увидит, как военная полиция жестоко избивает рядового, забывшего отдать честь офицеру.

Он увидит грязь и боль, жестокость, истерию и панику в одном затянувшемся трехлетнем кошмаре и будет знать, что война принесла весь этот ужас и помои не в жизнь какого-то постороннего человека или его сына, а в ЕГО собственную жизнь и в жизнь ЕГО сына, того самого здорового молодого самца, который два года назад вернулся из Франции, хвастаясь военными «подвигами».

Первый солдат – Дэн Фюзелли из Калифорнии, глупый и честолюбивый человечек, плетущий интриги оказывающий мелкие любезности и терпящий крах своих грандиозных замыслов. Его путь мы проследим от учебного лагеря до послевоенного Парижа, где, потрепанный, но непобежденный, он становится кашеваром в нестроевой части.

Второй солдат, юноша по имени Крисфилд, – настоящий дикарь из Индианы. Он убивает своего воображаемого врага – и вовсе не потому, что тот его действительно обидел, просто такова реакция его неукротимой натуры на армейскую дисциплину; впоследствии он дезертирует из армии и остается в Париже.

Двум этим неучам противопоставлен третий персонаж, музыкант, влюбленный в изысканную прозу Флобера.

Именно из-за этого Джона Эндрюса, главного героя, Дос Пассос почти утрачивает объективный флоберовский стиль и начинает писать о войне в духе мистера Бритлинга[491], позволяя себе ложный пафос и псевдозначительные многоточия. Впрочем, через пару страниц он все же исправляется и до самого конца книги крепко держит штурвал.

Его книга – это очень скрупулезная работа. Здесь нет ни одной неряшливой детали, и огромная масса материала обработана крайне тщательно, в отличие от большинства произведений американского реализма. Автор не заражен паническим стремлением использовать все сюжетные находки и идеи сразу, чтобы какой-то другой литературный пророк, не дай бог, его не опередил. Он, Джон Дос Пассос, – подлинный художник. Его книга могла бы выйти через пять лет, десять или двадцать. Я склоняюсь к убеждению, что он лучший из всех нынешних молодых авторов.

Главный недостаток, в котором можно упрекнуть его героя Джона Эндрюса, – он слишком типичный интеллектуал, чересчур похож на юного Генри Адамса[492]. Такой персонаж уже неоднократно появлялся на страницах книг. Подобный молодой человек нужен автору как рупор, чтобы выражать свои мысли и идеи, выступая при этом не от собственного лица.

Излишние меры предосторожности требуют сделать такого персонажа художником или музыкантом (как будто интеллект не может существовать вне мира искусства). Не то чтобы Джон Эндрюс часто казался марионеткой и не то чтобы эта его марионеточность обставлялась как-то иначе, нежели с предельной утонченностью, изяществом и живостью, – и все же призраки героев как Уэллса, так и его эпигонов зловеще маячат рядом, напоминая, что такому глубокому и одаренному писателю, как Джон Дос Пассос, не следует вербоваться в сплоченный, но безжизненный отряд Уэллса, где и так уже не продохнуть от Уолпола, Флойда Делла и новой менкеновской жертвы, Эрнеста Пула[493]. Единственный успешный боец под знаменами Уэллса – это сам Уэллс. А по-хорошему, нам пора покончить с Уэллсом, Джеймсом Джойсом и Анатолем Франсом, чтобы литература наконец могла развиваться.

В заключение я сделаю нелицеприятное сравнение: несколько недель назад издатель прислал мне книгу популярного писателя, который, очевидно, решил, что нынче быть выгодно философом и мыслителем и получать гонорар «за болтовню о великих делах», как метко выразился несравненный Менкен. По словам издателей, эта книга, которая выйдет в октябре, – лучший роман, когда-либо проходивший через их руки. Так что они попросили и меня сообщить им, что я об этом думаю. И вот я ее читаю. Это жалкая попытка сделать то, что сделал Джон Дос Пассос. Роман заражен мистицизмом в духе Фергус-Фолса[494] и изобилует непереваренным Геккелем[495], его отлично характеризует следующая сцена: героически погибающий французский солдатик кричит «Иисусе!» самоотверженному санитару Красного Креста! В конце был даже Глубокомысленный Вывод: «Жизнь – это Штука Серьезная», или что-то в