Один из парней хихикает. Баджер смотрит на него, и тот замирает.

— Вижу, ты еще многого не понимаешь, Казак, — говорит Баджер. — Это ничего. Просто наклонись. И упрись руками в скамейку.

— Может, обойдемся без этого? — отвечаю я.

Мне приходилось брать верх в драках с парнями покруче Баджера. Я смотрю на остальных. Не хочу, чтобы меня схватили за руки. А Баджер поднимается на цыпочки и начинает что-то отлеплять от трубы, идущей к головке душа. Через мгновение у него в руке нож. Он открывает его, проводит большим пальцем по лезвию.

— Будешь теперь знать, какая здесь жизнь. Опусти руки и расставь ноги.

Я не шевелюсь.

— Эй, парни, — кричит Баджер, — наша девочка стесняется. Почему бы вам не убраться отсюда.

Они спешат к двери, даже не успев смыть мыло. Последним выходит Стив.

— Стив, покараулишь, хорошо? — просит его Баджер, закрывает нож и бросает ему.

— Нам он не понадобится, не так ли Казак?

— Что ты собираешься делать?

— Собираюсь тебя соблазнить.

— Я не гомик.

— Естественно, гомиков мы тут не держим, — он кладет руку мне на плечо, потом пробегается пальцами по предплечью. Ощущение странное. Мне не нравится.

А Баджер словно читает мои мысли.

— Со временем понравится, Казак, — и неожиданно с силой бьет меня по ягодице.

— А это еще зачем? — спрашиваю я.

— Ты хочешь, чтобы я был нежен, да? — он кладет мне руку на ягодицу. Я отодвигаюсь. Он возвращает руку на прежнее место. Я бросаю короткий взгляд на его твердеющий конец.

— Ты замерз, Казак?

— Нет.

— Иногда здесь становится холодно. Я смогу тебя согреть.

— Я сказал тебе, что я не гомик.

— Слушай, Казак, если ты закрываешь глаза и кто-то тебя сосет, как ты узнаешь мужчина это или женщина. Я хочу, чтобы ты стал для меня хорошей девочкой. Стив!

— Я здесь! — откликается тот из-за двери.

— Стив нам не нужен, Казак. Только ты и я. Как на свидании. Друзья. Трахающиеся друзья.

Член Баджера уже стоит как каланча. Он берется за него рукой.

— Хочешь пососать?

Я качаю головой.

— Я так и думал, — кивает он. — Поэтому поворачивайся ко мне задом, упрись руками в скамью и расставь ноги.

— Я не хочу.

— Я не хочу, — передразнивает меня Баджер. Хватает за волосы, дергает так сильно, что у меня едва не ломается шея. — Да мне плевать, хочешь ты или нет. Я хочу, понятно!

Я бы убил этого гада, если б он не был таким здоровым.

— Стив! — кричит он. — Хочешь составить мне компанию?

— Нет, — говорю я. — Только ты. Один раз.

— Вот и хорошо, — он обхватывает пальцами мой член, начинает его поглаживать, мне это не нравится. Конец его торчит, огромный, лиловый. Он разворачивает меня спиной к себе.

— Упрись руками в скамью, — командует он, я чувствую его конец, он не может войти, больно ужасно, он толкает, толкает, наконец, входит, начинает ритмично двигаться взад-вперед, я думаю: «Никогда больше, никогда», — а Баджер кричит: — Эй, Стив, у нашей девочки очень узкая задница, посмотри сам, — я мотаю головой, что, мол, нет, а Баджер добавляет: — Казак, мне так хорошо с тобой, что я приберегу тебя только для себя, — и я знаю, что, выйдя из тюрьмы, я достану эту Уидмер хоть из-под земли и убью за то, что она донесла на меня!

Я лежу на знакомой кушетке, слушаю знакомое дыхание доктора Коха, ожидающего продолжения. Я рассказывала ему о прошедшем уик-энде, о Билле и Томасси. Больше мне говорить не хочется, ни с ним, ни с кем-то еще. Наконец, я выдавливаю из себя, что по горло сыта психоанализом, больше он мне ни к чему, я хочу вернуться к нормальной жизни.

— Вы не прекращаете жить, Франсина, — замечает он, — когда останавливаетесь, чтобы немного подумать.

— Вам просто нужны деньги.

— Какие деньги?

— Которые вы получаете за то, что слушаете меня.

— Если вы хотите нападать на меня, это ваше право. Но сейчас не я объект вашей агрессии.

— Кто же?

— Вы сами. Возможно, вам не нравится, как вы употребили этого мальчика.

— Билл достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе. Он мой ровесник.

— Здесь вы всегда говорили о нем как о мальчике.

— Я его не насиловала.

— Интересное вы подобрали слово для определения своих действий.

— Перестаньте, доктор Кох. Я его даже не соблазняла.

— У вас получается, что насилие и соблазнение в чем-то равнозначны.

— Насилие есть применение силы. Вы это знаете.

— Да. А соблазнение никогда не может быть силой?

— Я не соблазняла Билла.

— Вы искушали его.

— Я сказала ему «вот оно», и он его взял.

— Оно, его. Нечто неопределенное. А речь идет о конкретных людях. Билл — человек, пусть слабый, но человек, а вы использовали его как кастрюлю для приготовления какого-то варева. Возможно, вы не увидели в нем личности. Но кто-то увидит. Пусть и не такая сильная женщина, как вы. Если вы искушали его, устоять он не смог. Вы использовали его в своих интересах. Да, это не изнасилование, но что-то очень близкое. Не столь опасное, но в данном случае вы поступили с ним как-то не по-человечески, вы со мной согласны? Может, вам лучше оставить его в покое?

Я села.

— Я знаю, чего вам хотелось бы.

— Пожалуйста, прилягте.

— Вам хотелось бы, чтобы я бросила его, Томасси, всех, за исключением вас.

— Я не ваш любовник, — отвечает он.

— Но хотели бы им быть!

Если он и промедлил с ответом, то лишь мгновение.

— Да.

Комментарий Доктора Коха

Это «да», вероятно, стало наиболее эмоционально насыщенным словом, которое я когда-либо произносил, ибо с этого самого мгновения я уже не мог продолжать ее психоанализ. Я признал, что в наши отношения пациент-врач привнесены личные чувства. Я потерял ее. Может, оно и к лучшему. Может, у нас что-то да получится? В любом случае, мне от этого только польза. Я должен переориентировать свое либидо.[40]У меня, в конце концов, есть и собственная жизнь.

Я легко выдерживаю взгляды, а потому ложусь на кушетку в надежде, что он заговорит, и вскорости так оно и выходит.