Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть, конечно. Техника это позволяет. Я, естественно, говорю о вопросе, который поступает по ходу передачи, когда вы беседуете с гостем.
— Вас интересует, что я сделаю, если кто-то скажет мне, что отдает предпочтение некрофилии? Я отвечу, что это очень удобно.
— Я думаю, что вы будете крепко стоять на ногах.
— А мне казалось, что во время передачи все сидят.
— Очень хорошо, мисс Уидмер. Главное — держаться раскованно. У меня есть только одно опасение.
— Насчет?..
— Вас. Вам могут наскучить тривиальные дискуссии, продолжающиеся из вечера в вечер.
— Будет ли скучно мне или слушателям, зависит только от меня самой.
— Слушатели меня не волнуют. Они внимают Лили Одри многие годы. И привыкли к различным накладкам. Проблема, с которой столкнутся все новые ведущие, — их верность.
— Ей?
— Да. Вам, конечно, будет несколько проще, поскольку они верны скорее не Одри, а нашей радиостанции, — он пристально посмотрел на меня. — Мисс Уидмер, если мы решим проверить вас в роли ведущего, сможете ли вы взять неделю отпуска в ООН?
— Об этом можете не беспокоиться. Я не смогу вести передачу, зная, что работаю в ООН. Мне придется уволиться.
— Я бы не хотел лишать вас постоянной работы, поскольку сейчас могу пригласить вас только на неделю.
— Я готова рискнуть. Возможно, если я… — по выражению его лица я поняла, что думает он о чем-то своем. — Если я выдержу недельное испытание не хуже дискуссии с Баттерболлом, вы сможете предложить мне другую передачу, пока не расторгнете контракт с Лили Одри. Или мне на это не рассчитывать?
— Вы очень решительная женщина, мисс Уидмер.
— Я думала, что вы цените в людях эту черту характера, — в ту же секунду я поняла, что в моих словах он уловил намек, которого давно ждал.
— Мисс Уидмер, я и представить себе не мог, что вы готовы рискнуть всем ради одной недели. Как я понимаю, у вас нет семейных обязанностей?
— Я одинока.
— В студии вы были с мужчиной…
— Мой друг.
— Близкий друг?
Я нервно рассмеялась.
— Сейчас нет.
— Понимаю. Тогда, не сможем ли мы пообедать на этой неделе?
Он замолчал. Я тоже не раскрыла рта.
— Моя жена путешествует по Европе. Перед обедом мы могли бы выпить по коктейлю в моей квартире. Или заехать потом на рюмочку ликера.
Да уж, яснее не скажешь.
— Мистер Строуз…
— Вы можете называть меня Генри.
— Мистер Строуз, мне очень хочется показать, на что я способна. В эфире. Я хочу, чтобы мы получше узнали друг друга. Профессионально. Но в последнее время меня один раз изнасиловали, второй пытались изнасиловать, третий — соблазнили. Полагаю, сексуальные отношения с боссом есть нечто среднее между изнасилованием и соблазнением, но сейчас у меня к этому не лежит душа. Если это необходимое условие для получения работы, ответ — нет.
Он вновь выставил руки перед собой, с соприкасающимися кончиками пальцев.
— Вы выразились предельно ясно.
— Полагаю, это ничего не меняет?
— Мисс Уидмер, я считаю, что вам не стоит отказываться от вашей текущей работы ради недельного испытания, которое, должен вам прямо сказать об этом… — он выдержал паузу, — едва ли перейдет в долговременное сотрудничество. Я также думаю, простите меня за откровенность, что вы излишне честолюбивы для человека, не обладающего опытом работы в прямом эфире, и, боюсь, очень скоро вы решите, что рутинные интервью вам скучны.
— Они не будут рутинными, — возразила я.
— Вам захочется переключиться на что-то еще, я это вижу уже сейчас, подняться на следующую ступеньку. Честолюбие можно только приветствовать, но, раз вы не хотите откликнуться… куда вы собрались?
Только тут до меня дошло, что я уже стою.
— Мистер Строуз, выйдя отсюда, я первым делом выясню, кто ваш наиболее опасный конкурент. Я получу у него работу, даже если он не будет платить мне ни цента, и достаточно быстро пробьюсь наверх. Так что не удивляйтесь, когда моя передача заткнет за пояс ту, которая приносит вам наибольшие доходы. Позвольте поблагодарить вас за то, что вы смогли уделить мне несколько минут.
И я ушла. Не хлопая дверью. О, Джордж Томасси, тебе бы понравился мой уход, ревнивый ты сукин сын.
Ты допустила ошибку. Ты знаешь, что допустила ошибку. Ты не исправляешь ее. Ты находишь, чем себя занять, лишь бы отгородиться от нее, а потом будет поздно что-либо менять.
Я не собиралась вычеркивать Томасси из своей жизни, не дав нам еще одного шанса. Я пыталась выискать возможность извиниться за глупость нашей ссоры. Я хотела, чтобы он вновь ласкал меня, чтобы я могла ласкать его.
Я полагала, что телефонным звонком ничего не решишь. И я не хотела звонить, чтобы договориться о встрече. В субботу, решила я, он должен быть дома. И поехала к нему от родителей. Дома его не оказалось. Я зашла в ближайший кафетерий и просидела там сорок минут, предположив, что он отъехал в магазин. Вновь вернулась к его дому. Никто не отозвался.
Ответ напрашивался сам по себе. Он отреагировал на нашу ссору, встретившись в пятницу вечером с Джейн или с какой-то другой. Он говорил, что не остается на ночь у женщин. Тогда почему его нет дома в субботнее утро?
Может, теперь мистеру Одиночке понравилось (после знакомства со мной) проводить ночь с женщиной? На полпути к дому родителей я развернула машину и вновь поехала к нему.
Никого. Надо оставить записку. Что написать?
Я разорвала три первых варианта. В щель между дверью и косяком всунула клочок бумаги с двумя фразами: «Я приехала. Тебя не было». Подписываться я не стала.
Звучало как обвинение. Я вылезла из машины, подошла к двери, добавила: «Извини».
Может, он даже не знает моего почерка!
Я позвонила Биллу. Я знала, чего можно от него ждать. Он утешит меня. Похвалит. Встреча с Биллом ничего для меня не значила, но поймет ли это Билл или решит, что это шаг ему навстречу.
Как выяснилось, субботний вечер у Билла был занят. Мне требовалась помощь, но кто-то пытался защитить Билла от меня.
Билл перезвонил. Ему удалось открутиться от субботней встречи.
— Почему?
— Ты у меня на первом плане, Франсина.
Слова его мне особо не понравились, поскольку я ждала от него лишь дружеского участия. Будь осторожен, Билл, так и хотелось мне сказать, это другая лига. Он предложил заехать за мной, чтобы мы могли пообедать, а потом пойти в кино.