Наконец кашель понемногу прекратился, и у меня восстановилась способность воспринимать окружающую действительность. В комнате явно происходила потасовка, раздавались крики и звуки борьбы. Я открыл глаза, моргая от яркого света, и выгнул шею, закашлявшись от приложенного усилия.

Народу в комнате заметно прибавилось. На вновь прибывших были надеты бронежилеты и шлемы с затемненными прозрачными забралами. Они кричали на тюремных охранников, а те со вздутыми от напряжения венами на шеях кричали в ответ.

— Всем стоять! — командовал один из бронежилетов. — Не двигаться! Руки вверх! Вы арестованы!

Дама с топорной стрижкой говорила с кем-то по мобильнику. К ней подскочил бронежилет и рукой в черной перчатке выбил телефон. Тот по дуге пролетел через все помещение и грохнулся на пол, рассыпавшись на мелкие детали. Присутствующие проводили его взглядами во внезапно воцарившейся тишине.

Но ее тут же нарушили бронежилеты, рассыпавшиеся по комнате. По двое заломали каждого из моих палачей. У меня почти получилось улыбнуться при виде лица Топорной Стрижки, когда один бронежилет развернул ее за плечи, а второй защелкнул на ней наручники.

Один из бронежилетов медленно двигался от двери с видеокамерой на плече — серьезной дурой с ослепительно-белой подсветкой. Он заснял все помещение и меня, обойдя вокруг водяной доски дважды. Я терпеливо лежал, будто позировал в фотоателье.

Наконец мне эта комедия надоела.

— Вам не кажется, что пора меня отвязать? — сказал я, только чуть-чуть кашлянув.

Ко мне подошли два бронежилета, один из которых оказался женщиной, и принялись расстегивать лямки, улыбаясь из-под поднятых забрал. Плечи и шлемы у них были помечены красными крестами.

Под крестами стояли буквы КДП — Калифорнийский дорожный патруль. Они из полиции штата!

Я начал было расспрашивать, как они здесь очутились, но тут в комнату буквально ворвалась Барбара Стрэтфорд. Ее, очевидно, долго не пропускали из коридора, но в итоге ей удалось протиснуться внутрь, растолкав копов.

— Вот ты где! — воскликнула Барбара, опустилась передо мной на колени, и мы оба замерли в самых долгих объятиях в моей жизни.

Вот тогда все окончательно прояснилось: «Гуантанамо» захвачена, а я спасен.

Нас с Барбарой оставили на время вдвоем. Я нашел один исправный душ и кое-как смыл с себя мочу и блевотину, а то очень уж стыдно стало перед женщиной. А когда закончил, у Барбары на глазах стояли слезы.

— Твои родители… — начала она.

Меня чуть снова не вырвало. Черт, до сих пор мне было как-то не до предков. А ведь страшно подумать, что они пережили за эти дни.

— Они здесь? — спросил я.

— Нет, — ответила Барбара. — Все не так просто.

— Что именно?

— Маркус, ты по-прежнему находишься под арестом. Как и все, кто в этом здании. Полиция не может просто распахнуть ворота настежь и выпустить заключенных на волю. Каждое дело будет расследовано в соответствии с установленной законом процедурой. Это может продлиться… ну… даже несколько месяцев.

— Мне что же — придется торчать здесь несколько месяцев?

Барбара взяла меня за обе руки.

— Нет, надеюсь, мы очень скоро добьемся, чтобы твое дело заслушал суд и освободил тебя под залог. Но «очень скоро» — понятие относительное. Вряд ли это удастся сделать уже сегодня. Но условия содержания под стражей, конечно же, изменятся — тебя будут нормально кормить, разрешат видеться с родными, и никаких зверств и допросов. ДНБ здесь больше не командует, но это не означает, что ты можешь спокойно отправляться домой. Пока мы лишь избавились от установленной здесь порочной версии правосудия и восстановили старую систему — с судьями, защитниками и открытыми судебными процессами. Мы, конечно, можем похлопотать, чтоб тебя перевели в исправительную колонию для несовершеннолетних, но, Маркус, там настоящий дурдом, поверь мне. Лучше побудь здесь, пока мы не освободим тебя под залог.

Да, конечно. Меня можно освободить только под залог. Я же преступник. Правда, мне еще не предъявили обвинение, но у них за этим дело не станет. О правительстве — как о покойнике: либо хорошо, либо ничего — иначе рискуешь оказаться вне закона.

Барбара, продолжая держать меня за руки, крепко пожала их.

— Неприятно, конечно, но деваться некуда, таков порядок. Главное, все кончено. Губернатор вышвырнул ДНБ из Калифорнии, а в Сан-Франциско ликвидированы все контрольно-пропускные пункты. Генеральный прокурор штата подписал ордера на арест всех сотрудников правоохранительных органов, участвовавших в допросах «стрессовыми методами» и противозаконных лишениях свободы. Их посадят, Маркус, посадят благодаря тому, что ты сделал.

Я сидел, будто в ступоре, едва понимая значение слов Барбары. Да, вроде бы все кончено, однако ничего не кончено.

— Послушай, — попыталась растормошить меня Барбара. — У нас, возможно, есть час-другой, пока здесь все уляжется, и тебя снова посадят под замок. Чего бы тебе сейчас хотелось? Может, прогуляться у моря? Или поесть? У них тут невероятная столовая, просто рай для гурманов — я во время рейда видела.

Наконец-то я услышал вопрос, на который мог ответить.

— Я хочу разыскать Энджи. Я хочу разыскать Даррела.

Я попытался использовать их компьютер, чтоб посмотреть номера камер, но без пароля не получилось. Пришлось просто ходить по коридорам, выкрикивая имена. Из-за дверей камер кричали в ответ, плакали, умоляли выпустить. Никто из заключенных не знал, что произошло несколько минут назад, не видел, как бывших тюремщиков уводили в наручниках под конвоем спецназовцев полиции штата.

— Энджи! — выкрикивал я поверх разноголосицы в тюремном коридоре. — Энджи Карвелли! Даррел Гловер! Это я, Маркус!

Мы с Барбарой обошли все тюремное здание, но они так и не отозвались. Мне хотелось плакать от отчаяния. Ясно, их увезли — может, в Сирию или еще подальше. Нам никогда больше не встретиться.

Я прислонился спиной к стене коридора, сполз на корточки и закрыл лицо обеими руками. Мне вспомнилась дама с топорной стрижкой, ее самодовольная ухмылка, с которой она выпытывала у меня логин. Это ее рук дело. Ей светит тюрьма, но по мне, так убить ее мало, честное слово! Она этого заслуживает.

— Маркус, вставай! — сказала Барбара. — Рано сдаваться. Надо искать. Мы еще вон там не были.

Действительно, мы прошли мимо всех старых, ржавых дверей, сохранившихся со времени постройки военной базы, но в самом конце коридора находилась еще одна, новая дверь, толстенная, как толковый словарь, и оборудованная супернадежными запорами. Она была приоткрыта; за ней начинался другой, очень темный коридор.

Мы вошли в него и обнаружили четыре запертые камеры без штрихкодов на дверях. Зато на каждой был установлен небольшой электронный замок с прорезью для электронного ключа.