– Почему? – повторила она безжизненным голосом. – Почему он так поступил? Он просто сошел с ума!

Ее тело сотрясли такие бурные рыдания, что испуганная Агата поспешила взять младенца у нее из рук. Беренильда скрючилась в кресле, как после жестокого удара в живот, и умоляюще взглянула на Офелию.

– Прошу вас, не бросайте моего мальчика!

Офелия застыла, будто окаменев, но миг спустя почувствовала, как в ее теле завибрировала каждая клеточка. Заявление Торна словно отпустило внутренний тормоз, и какая-то темная сила, давившая на ее сознание уже много дней, внезапно улетучилась, как облако пара. Офелия сделала глубокий вдох.

Ситуация вдруг стала предельно ясной.

Девушка встала и подошла к Беренильде, которая устремила на нее растерянный взгляд.

– Даю вам два обещания, мадам. Я не откажусь от Торна и придумаю достойное имя для вашей дочери.

– Я могу узнать, что, собственно, ты собираешься делать? – поинтересовалась мать, подбоченившись. – Ты слышала, что сказал господин Торн. Этот дурацкий фарс закончился, и мы возвращаемся домой.

– Без меня, мама. Я возвращаюсь наверх!

Заявление Офелии было выслушано с недоверием: родные хмурились, ворчали, возмущались, доходило даже до нервного смеха, но никто, похоже, не думал, что девушка говорит серьезно.

Никто, кроме Ренара.

– Наверх? – испуганно переспросил он. – Вы хотите сказать, в Небоград? Но из-за съезда Семейных Штатов не осталось ни свободных дирижаблей, ни саней. Даже людям из «Каравана Карнавала» в Асгарде, – Ренар показал пальцем в окно, – пока не разрешают взлетать. В любом случае ваш жених… ваш бывший жених предупредил меня, чтоб я не выпускал вас за порог отеля. Это слишком опасно, – заключил он, скрестив на груди могучие руки.

– Вам не придется нарушать приказание Торна, – успокоила его Офелия. – Я не выйду из отеля. Я пройду здесь.

Она указала на зеркало в холле. Всем своим существом девушка чувствовала, что теперь сможет это сделать. Ей стала ясна причина прошлых неудач: раньше она себя обманывала, но теперь все будет иначе.

– Ну нет! – запротестовал Ренар, хватая ее за плечи. – Я ведь не смогу пройти вместе с тобой, малыш!

Офелия попросила у портье ручное зеркальце и карандаш с блокнотом. Зеркальце она отдала Ренару, а письменные принадлежности оставила себе.

– Постоянно заглядывайте в это зеркало. Я буду слать вам письма, и вы сможете следить за моими передвижениями.

Ренар нахмурил рыжие брови, похожие на два горящих куста, и вынул из глазницы монокль.

– Возьмите тогда эту штуку. И будьте очень осторожны, чтобы вас опять не придушили, ладно? Вы мой босс, а мне не хотелось бы потерять работу.

– Спасибо, – сказала Офелия, с трудом сдерживая улыбку. – За монокль и за то, что спасли меня там, у маяка.

Мать Офелии разинула было рот, но тетушка Розелина не дала разразиться буре:

– Я думаю, что выскажу общее мнение: твой план очень неразумен. Куда ты собралась? На съезд Семейных Штатов? Сомневаюсь, что тебя туда пустят. Там на каждом шагу жандармы.

– Я не собираюсь появляться при Дворе.

Тетушка Розелина растерялась:

– Я ничего не понимаю. Куда же ты собралась?

– Вы помните статью в «Nibelungen» о матрасах? Там говорилось о том, что из-за перевозки матрасов лифты работали с перебоями. Тогда мне это показалось бессмыслицей, но сейчас я все поняла. С мануфактуры Матушки Хильдегард были украдены четыре матраса и четверо песочных часов. Мы знаем, что их использовали для похищений. Именно эти матрасы и вызвали перебои с лифтами, понимаете? Если я найду матрасы, то найду пропавших. Если найду пропавших, то смогу спасти Торна. Я приняла решение, – заключила Офелия твердо, чтобы положить конец протестам родственников. – Я ухожу, и неважно, согласны вы со мной или нет.

– Моя дочь сошла с ума! – завопила мать Офелии. – Ты так и не поняла, что он публично тебя отверг, твой драгоценный господин Торн! Я запрещаю тебе снова рисковать ради него!

Офелия крепко стянула волосы шарфом, чтобы они не лезли ей в лицо, и посмотрела матери прямо в глаза:

– Это вы ничего не поняли, мама. Вы считаете Торна чудовищным эгоистом, но вы неправы… Я тоже раньше так думала, – неохотно призналась она. – Убедила себя, что он хочет прочитать Книгу Фарука из честолюбия, но причина в другом, совсем в другом. А сейчас Торн отказался от женитьбы, чтобы защитить нас, и мы не можем бросить его на произвол судьбы.

– О чем вы говорите? – с тревогой спросила Беренильда. – Что за другая причина?

– Я пока не знаю, – ответила Офелия, – но узнáю обязательно.

Она инстинктивно чувствовала: существует связь между тем, что открыла ей Матушка Хильдегард, и Богом, упоминавшимся в письмах. «Этому парню, милая моя, лучше не переходить дорожку. Видишь, что происходит с теми, кто слишком настойчиво интересуется Книгами?» Чем больше девушка думала об этих словах, тем очевиднее становился для нее ответ: Торн с самого начала вел собственное расследование. Желая поместить Матушку Хильдегард под арест, он тем самым пытался ее защитить.

Когда Офелия решительно направилась к зеркалу в холле, мать властным жестом попыталась ее остановить. Но тут вмешался отец:

– Дорогая, я думаю, мы должны позволить нашей дочери самой принимать решения. Мы слишком долго навязывали ей свою волю.

Докладчица, которая до сих пор старалась держаться незаметно, не вытерпела. Она так резко встала на пути Офелии, что подол ее черного платья угрожающе заколыхался. Выпученные глаза поверх золотых очков холодно уставились на девушку.

– Поскольку твои родители, по-видимому, не имеют на тебя никакого влияния, я вынуждена вмешаться. Ты больше не будешь помогать этому человеку. Если бы я знала раньше, что он занимается такими сомнительными делами, я бы написала о нем в отчете нашим дорогим Настоятельницам. Он обманул их и оскорбил всю нашу Семью. Я запрещаю тебе проходить сквозь зеркала ради него; слышишь меня, девочка?

Офелия твердо выдержала ее взгляд. Ей ужасно хотелось дать Докладчице отпор, но тут вмешался крестный.

– Если вы собираетесь ей помешать, вам придется сначала иметь дело со мной. Давай, девочка, – пробормотал он в усы. – Похоже, твой парень – тоже ревнитель в своем роде, верно? За одно это я помогу тебе помочь ему.

– Спасибо, крестный.

Не обращая внимания на оскорбленную мину Докладчицы и изумленные взгляды родственников, Офелия подошла к зеркалу вплотную и посмотрела на свое отражение. Она увидела решительное лицо в синяках и царапинах и почувствовала, что готова наконец признать ту правду, которую сама от себя скрывала.

Она не нужна была Торну. Это ей нужен был Торн.

И зеркальная гладь расступилась, поглотив душу и тело Офелии.