Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цикл о Вириконии, унаследовавший свои топонимы и тревожную атмосферу от одного давно забытого города в Британии римского периода (английские историки предпочитают называть его Уриконием, зарубежные – Вириконием или Вироконием; предлагали также вариант «Вриконий»), состоит из трех фэнтезийных романов и нескольких рассказов, исследующих природу искусства и магии, языка и власти.
Как я уже говорил и как вы убедитесь сами, в Вириконии нет ничего постоянного. Всякий раз, как мы возвращаемся в него снова, он меняется – или заставляет меняться нас. Сама природа реальности непрестанно смещается, преображается и движется. Истории Вирикония – это палимпсесты: сквозь них смутно проступают очертания других историй и других городов. Истории предвосхищают друг друга, кивают друг на друга. Темы и персонажи возвращаются вновь и вновь, тасуясь, как колода Таро.
В «Пастельном городе» основные направления цикла заявлены достаточно просто – по сравнению с тем, как они раскроются в последующих историях. Такое впечатление, словно перед нами – сложная музыкальная тема, исполненная для начала духовым оркестром на марше. Это научная фантастика на грани фэнтези, повествующая о некоем отдаленном будущем и читающаяся как сценарий какого-то великолепного фильма, в котором нас ждут и предательства, и сражения, и всевозможные ингредиенты массовой литературы, смешанный в изысканный коктейль. (Чем-то мне это напоминает Майкла Муркока, а еще – своей атмосферой усталости, пресыщенности и близящегося конца времен – Джека Вэнса и Кордвейнера Смита.) Лорд тегей-Кромис (который мнит себя лучшим поэтом, нежели мечником) восстанавливает легендарный Орден Метвена, чтобы защитить Вириконий и его юную королеву от завоевателей с севера. Здесь мы встретим и карлика, и героя, и принцессу, и гениального изобретателя, и город, которому грозит ужасная опасность. И все же есть в этой истории некая сладкая горечь, какой обычно не ждешь от литературы подобного сорта.
«Буря крыльев», название которой заимствовано из первого романа, одновременно и продолжает его, и связывает с рассказами и третьим романом цикла. Подозреваю, что этот второй роман будет читаться труднее, чем первый: слишком уж он барочный и насыщенный подробностями. Временами он вызывает у меня ассоциации с Мервином Пиком, но вдобавок воспринимается как опыт экспериментатора, проверяющего, что еще он может сделать со словами, фразами и историей в целом.
А затем барочность уходит, и проза Гаррисона становится прозрачной и ясной, как стекло, – но эта прозрачность вероломна. Роман In Viriconium, как и его предшественники, повествует о герое, пытающемся спасти свою принцессу, о карлике, изобретателе и городе, которому грозит ужасная опасность, – но гигантский холст, на котором выписан «Пастельный город», сжимается здесь до камерной и глубоко личной сказки о разбитом сердце, о тайнах и воспоминаниях. Боги этого романа грубы и непостижимы, а герой едва улавливает суть истории, в которой сам очутился. Похоже, развязка близится: бабочка вышла из куколки, расправила крылья и оказалась железной птицей.
Рассказы, связанные в один цикл с тремя романами, – это истории о попытках бегства, как правило неудачных. И о власти, о политике, о языке, о подоплеке реальности и об искусстве. Они протекают между пальцами, как вода, рассыпаются, словно ливень искр, – и при этом остаются прочными и естественными, как скалы.
Цикл о Вириконии затрагивает самые разные области – садоводство, анатомию, геометрию, карточные игры, летательные аппараты, лабиринты и так далее. А еще – искусство.
После Вирикония Гаррисон создал еще несколько шедевров, не только в НФ-жанре: так, его «Скалолазы», удивительный роман об альпинизме и эскапизме, переносит темы «Путешествия молодого человека…» в реалистическую плоскость, а «Путь сердца» – в сферу фэнтези и даже, пожалуй, хоррора. «Свет», причудливо закрученный научно-фантастический роман с элементами мистицизма, – еще одна книга о неудавшемся бегстве, бегстве от нас самих, от наших миров, от наших ограничений.
Первая встреча с «Ночами Вирикония» и романом In Viriconium стала для меня откровением. Это случилось полжизни тому назад; я был еще совсем молод, но я помню, что проза Гаррисона изумила меня, как глоток воды из горного ручья – такая она оказалась чистая и холодная. С тех пор истории Вирикония успели перепутаться у меня в голове, и немудрено: Англия эпохи Тэтчер уже превращается в миф. А впрочем, это и тогда уже были мифические времена, и немало от тогдашнего Лондона проникло в сказки Гаррисона о небывалом городе, а увядающая вульгарность самой Тэтчер отчасти нашла отражение в перебродившей злобе Матушки Вули (кстати, когда Гаррисон пересказал «Счастливую голову» в форме графического романа, иллюстратор Иэн Миллер не постеснялся срисовать Матушку Вули с Маргарет Тэтчер).
Сейчас, перечитывая цикл, я по-прежнему восхищаюсь ясностью слога, но вдобавок ловлю себя на том, что наконец оценил по достоинству и персонажей – несовершенные и страдающие, они постоянно пытаются найти друг с другом общий язык, но раз за разом становятся жертвами самого языка, традиций и собственных слабостей. И теперь каждый город, куда я приезжаю, кажется мне своего рода отражением Вирикония: как будто и в Токио, и в Мельбурне, и в Маниле, и в Сингапуре, и в Глазго, и в том же Лондоне есть свой верхний город и нижний город, а бистро «Калифорний» всегда оказывается там, где вы его найдете или где оно вам понадобится, – или попросту становится тем, что вам нужно в данный момент.
Майкл Джон Гаррисон в своих книгах неутомимо карабкается вверх по отвесным скалам, отыскивая невидимые опоры для рук и ног, – и увлекает вас за собой… Куда, спросите вы? В зазеркалье, в тот мир, который почти ничем не отличается от нашего, – вот только стекло внезапно вспыхивает и рассыпается ливнем искр.
Это мое предисловие к «Вириконию» Майкла Джона Гаррисона (2005).
«Всего хорошего, и спасибо за рыбу!»: предисловие
Читателю от автора предисловия: Если вы еще не читали эту книгу, а прочли только три предыдущие, пропустите это предисловие и переходите сразу к началу романа. Потому что здесь я собираюсь раскрыть некоторые секреты. Попросту говоря, в предисловии будут спойлеры. Так что прочитайте сначала роман, а предисловие от вас не убежит.
Нет, я серьезно!
Я даже поставлю три звездочки. Встретимся после них – когда вы дочитаете книгу до конца.
* * *
Дуглас Адамс был долговязым. И ослепительным: я был лично знаком с несколькими гениями, и он, по моему мнению, – один из них. Он хотел стать артистом, но не сложилось. Зато он как никто умел объяснять и общаться и был настоящим энтузиастом. И потрясающим писателем-юмористом: он умел выдать такую фразу, которая мгновенно переворачивала все ваши представления о мире, и выразить любую, пусть даже самую сложную идею в одной удачно подобранной метафоре. Соединяя приемы научной фантастики с глубокими социальными идеями и здоровым чувством юмора, он творил удивительные новые миры. Он любил компьютеры и великолепно выступал перед публикой. Он был автором бестселлеров. И еще – отличным гитаристом, путешественником, защитником окружающей среды, организатором чудесных вечеринок и гурманом.