Что мне предстоит увидеть в этот раз, когда я уже знаю, что видения приходят из прошлого? Какой-то новый кошмар?

– Тогда покончи с этим как можно быстрее, – советует она. – Чем раньше начнешь, тем раньше закончишь.

Голос ее не назовешь нежным, но и грубым он сейчас не кажется. Чуть помедлив, она протягивает мне руку ладонью вверх. И трудно сглатывает, сжимая зубы.

Я прикасаюсь к ее руке. Кожа теплая, покрыта мозолями. Хотя лицом она больше не похожа на мою маму, и голосом тоже – у нее остались те же руки. Я крепко вцепляюсь в ее ладонь, и она передергивается.

Я сбрасываю невидимость, открываясь видениям, потому что ни одно видение не может быть хуже, чем реальность. Ужасно держать за руку женщину, которая выносила и родила меня, а теперь испытывает отвращение от моего прикосновения.

Видения поглощают меня. На этот раз я иду по улицам, полным огня. Мимо обгорелых дымящихся стен. Из горящих зданий доносятся крики, ужас проникает в меня, и я громко кричу.

Когда я открываю глаза, Кухарка склоняется надо мной. Одна ее ладонь лежит у меня на лбу, другая все еще сжимает мою руку. На лице ее написана боль, как если бы прикосновение к моей коже обжигало ее. Она ничего не спрашивает о видениях, и я ничего не рассказываю ей.

* * *

Когда мы добираемся до входа в Посольство Маринна, то видим мокрую крутую лестницу, ведущую к деревянной двери. Кухарка замедляет шаг.

– Здесь должны были стоять два охранника, – говорит она. – Посольство всегда охранялось. Видишь тот рычаг? Один его поворот позволяет обрушить лестницу в случае нападения.

Я вынимаю из ножен кинжал, а Кухарка снимает с плеча лук. Она легонько толкает дверь – и та открывается. Мы входим в безмолвный пустой коридор. На улице за зданием посольства гремят барабаны, и память невольно переносит меня в Блэклиф. По улицам грохочут экипажи. Те, кто сидит в них, выкрикивают какие-то прошения. Солдаты рявкают на них и отдают приказы. Слышится ритмичный стук множества марширующих ног, резкий голос велит взводу занять позицию на стенах. Антиум готовится к войне.

– Все идет неправильно, – говорю я. – Здесь нас должны были встретить люди Мусы и передать нам карты, наручники, рассказать о перемещениях Кровавого Сорокопута…

– Должно быть, они покинули город перед атакой карконов, – говорит Кухарка. – Но не могли же все они уехать.

Отчего же, могли. Я это чувствую. В этом доме никого нет уже много дней.

Мы предоставлены сами себе.

Призраки врываются в Империю, как пылающие камни, пущенные из баллисты. Стена на границе полностью рухнула.

Я чувствую духов так же, как чувствую Земли Ожидания. Они – кусочки зимы на ковре лета, и передвигаются, как стайка рыб – бок о бок в одном направлении. Сейчас они направляются на юго-запад, к деревне меченосцев, где я обычно добываю себе еду. Там живут честные простые люди, достойные трудяги. И сейчас они не подозревают, что за ужас на них надвигается.

Я хочу помочь им. Но именно этого хотят и джинны – чтобы я отвлекся, забыл о своих обязанностях. Снова они пытаются использовать против меня мою человечность.

Только не сейчас. Сейчас имеет значение только одно. Не люди, которые могут пострадать от нашествия призраков, а граница Земель Ожидания. Я должен восстановить ее. В Лес постоянно приходят новые призраки. Что, если они тоже вырвутся наружу? Я должен держать их в пределах Земель.

Как только в моей голове формируется эта мысль, от земли начинает подниматься волна магии. Она наполняет мое тело. На этот раз магия куда сильнее, и при ее приливе я наконец понимаю, как же подло мной манипулировали джинны. Ощущать Маута, позволять магии войти в меня – это великое облегчение, но также и великая вина. Я содрогаюсь от близости Маута. Это ощущение ничем не похоже на использование физической магии, там я скорее обуздываю некую силу, которая и так является частью меня. А эта магия – целиком внешняя, приходящая снаружи. Она проникает в меня, как болезнь, окрашивает мир в другие цвета. Эта сила меняет во мне что-то основное и изначальное. Я больше не чувствую себя самим собой.

Но мои чувства сейчас не имеют значения. У меня впереди много работы.

Магия позволяет мне увидеть границу такой, какой она должна быть. Все, что я должен сделать – это силой воли восстановить ее. Я собираюсь с силами.

А где-то к югу отсюда призраки приближаются к деревне. Не думай об этом.

Магия Маута трепещет во мне, его присутствие ощущается еще сильнее. Постепенно, кирпичик за кирпичиком, я восстанавливаю стену, вызывая у себя в голове образы огромных кирпичей, сотканных из незакатного света. Когда я открываю глаза, стена полностью восстановлена и сияет ярче, чем когда бы то ни было. Но возведение границы не может заставить беглых призраков вернуться. Хотя и может удержать в своих пределах новых призраков, которые будут прикованы к Землям Ожидания.

А я ожидаю много новых умерших.

И что теперь? Должен ли я преследовать беглых призраков? Маут толкает меня на юго-запад, и это довольно убедительный ответ. Я бегу по ветрам, и это дается мне на удивление легко, намного легче, чем раньше. И хотя я все жду, что магия иссякнет при моем удалении от Леса, она остается такой же сильной, потому что это магия Маута.

Призраки рассеялись, они наводнили окрестности, разбившись на маленькие группы. Сперва я направляюсь к деревне, которая ближе всего к Землям Ожидания. За милю от деревни я уже слышу крики.

Я останавливаюсь на деревенской площади. Селяне даже не замечают моего появления из ниоткуда – так велик хаос, учиненный призраками.

– Таддиус! Сынок! Нет! – вопит женщина с седыми волосами. Молодой человек на ее глазах заламывает руки старику и вздергивает их кверху с нечеловеческой силой.

– Отпусти – что ты делаешь – а-а-а… – слышится ужасный хруст, и отец юноши падает, лишившись чувств от боли. Молодой человек поднимает старика легко, как маленький камешек, и швыряет его в сторону деревни, на много ярдов вперед.

Я обнажаю мечи, готовясь к атаке, но тут Маут дергает меня.

Конечно, Элиас, какой же ты идиот, говорю я себе. Нечего и пытаться в одиночку справиться со всеми, кто одержим призраками. Шэва, помнится, сказала мне, прикоснувшись к моему сердцу и лбу: «Истинная сила Маута находится здесь – и здесь». Магия влечет меня к приближающейся группе одержимых селян. В горле поднимается волна тепла, и я чувствую, что Маут побуждает меня заговорить с ними.

– Стойте, – говорю я. Но нет – это говорит не Элиас. Это говорит Бану аль-Маут. Я перевожу взгляд с одного одержимого на другого. Я жду, что они набросятся на меня, но они только смотрят пустыми глазами, чувствуя шевелящуюся во мне магию. Призраки боятся ее.

– Подойдите, – приказываю я им. Голос мой звучит с небывалой силой, в нем чувствуется власть повелителя. Они не могут ослушаться. – Ко мне!