Результат оказался вполне ожидаемым, так что Бань, Донг-вон и Ники-хюн вооружились копьями и забрались на верхние ветки баньяна, а Марото остался с факелом в руке возле шипящей жиром сковороды. Он знал, что запах яичницы обязательно привлечет жаждущее мести чудище, и тогда они все вместе набросятся на врага и одолеют его… Но, увидев серебристый панцирь, ломящийся сквозь джунгли, он тотчас рванул прочь. Заостренной палкой такую броню не проткнуть, и варвару не очень-то хотелось проверять, можно ли проделать этот трюк одолженным у капитана кинжалом.

Он все бежал и бежал, поскальзываясь и едва не падая на крутых склонах. Плечевая сумка подскакивала и била по лицу, лианы норовили накинуть петлю на шею, корни хватали за ноги, как капканы, поваленные деревья заставляли огибать себя, мокрая листва норовила погасить факел, и со всех сторон слетались адские тучи москитов.

А это означало, что Могучий Марото вернулся в свою стихию. Колено, не успевшее полностью зажить за эти дни, едва не подломилось на последнем склоне. Затем он проскочил через подлесок на ровное место, и на финишном рывке колено заработало в полную силу. Разъяренная тварь, от которой несло затхлостью пещеры, почуяла близость добычи и прекратила истошно вопить, но тут закричал сам Марото. Он бежал так быстро, что факел только мешал, освещая деревья и прочие препятствия лишь в последний момент, когда уже трудно было избежать столкновения. Но Марото не бросал его, надеясь выбрать верную дорогу…

В лунном свете сверкнули барашки волн; он выбрался из джунглей и, петляя между пальмами, понесся по черному пляжу. Позади с громким треском рухнуло дерево. Глинистая почва подлеска сменилась рыхлым песком, и Марото тут же оступился. На несколько страшных секунд он увяз, потом с отчаянным усилием рванулся вперед, оказавшись на более плотном песке у самого берега, повернул и побежал вдоль воды. Размахивая факелом над головой и завывая так, что мог разбудить всех до единого морских богов, Марото сломя голову мчался по залитому лунным светом пляжу, обгоняя собственную тень в прибрежных волнах… и с тревогой поглядывая на другую, гораздо большую тень, которая быстро приближалась.

Он все еще размахивал факелом, но уже не мог дышать запаленными легкими а кричать – и подавно. Раскрыть сумку не было никакой возможности – от тряски узел затянулся наглухо. Стоя под яркими звездами и не видя вблизи никакого укрытия, Марото понял, что все кончено. Еще один блестящий план провалился в задницу, Джекс-Тот. Правда, с недавних пор это выражение лишено смысла, ведь Затонувшее королевство вернулось, став еще ужаснее, чем прежде. Почувствовав леденящее душу дыхание твари, Марото перевернул вверх тормашками непослушную сумку и дернул узел. Получилось!

С той лишь оговоркой, что груз разбился за время бегства и вместо трех яиц, что должны были вывалиться из сумки и остановить преследователя, оттуда хлынула желтая жижа с осколками скорлупы и потекла по гудящим от изнеможения ногам Марото. Он бы и сам посмеялся над таким конфузом, если бы тот приключился с Хортрэпом или Софией. Все мысли замерли от ужаса. Он так и не успел придумать запасной вариант, прежде чем что-то вроде крепкой дубовой скамьи из таверны, обтянутой жесткой щетинистой кожей, сбило его с ног. Варвар упал ничком и набрал полный рот влажного песка.

Преследователь перевернул добычу с садистской деликатностью, и в меркнущем свете факела, упавшего на песок в нескольких шагах, Марото увидел нечто пострашнее, чем просто разгневанная самка. План провалился, и его теперь съедят живьем. Это само по себе плохо, но вдобавок еще и приходится смотреть на того, кто тебя съест.

Тем не менее варвар не мог отвести не в меру любопытный взгляд от нависшего над ним монстра, от жвал, что тянулись к мокрой сумке.

Только это были вовсе не жвала, а покрытые серебристым мехом руки, еще более отвратительные из-за сходства с человеческими. Если бы только этим сходство и исчерпывалось! Нет, руки располагались по сторонам огромной бледной головы, имевшей до ужаса привычную форму. Будь голова вдвое меньше, ее было бы легко представить примыкающей к человеческой шее, но, располагаясь на покрытом хитином теле, она производила тошнотворное впечатление.

Как и смрад из огромного рта этой твари, дохнувшей в лицо Марото, когда она бережно открыла сумку на груди человека, о котором, похоже, на время забыла. Крупные капли серой слизи катились по пухлым щекам – существо плакало. Даже сумев освободиться от сумки, Марото не улизнул бы – монстр нависал над ним, четыре толстые, кривые лапы преграждали путь к бегству.

Факел потрескивал и шипел, как яйца на сковороде, и постепенно затухал на влажном песке. Вдруг монстр удивленно раскрыл глаза и слабо вскрикнул. Марото стал свидетелем чуда: тварь осторожно вытащила конечность из сумки, на раскрытой ладони лежал ярко-голубой краб.

Маленькое существо медленно подняло покрытый слизью коготь, и только теперь Марото догадался, что не все яйца в сумке разбились от тряски. Похоже, одно лопнуло, потому что настал его срок. А еще он вспомнил, как в первую ночь на этом пляже потерпевшие кораблекрушение ели крабов точно такой же расцветки. И когда гигантская тварь перевела взгляд со своего потомка на похитителя яиц, тот без труда представил, что произойдет дальше.

Но одно дело – знать свою судьбу, и совсем другое – смириться с ней. Марото собрал все силы, приготовился к рывку. Но не успел даже решить, как будет действовать. Чудовище навалилось брюхом, и невообразимая тяжесть придавила ему ноги, а руки-жвала вцепились в его локти. Новорожденный краб вскарабкался по покрытой шерстью конечности и исчез в щели материнского панциря. Огромная морда медленно приближалась к Марото, словно тварь подставляла пухлые губы для поцелуя. Она улыбнулась, и стало ясно, что сходство с человеком не распространяется на его зубы.

Но через мгновенье острые как иглы клыки погрузились в тень – погас факел, а вместе с ним и последняя надежда Марото. Он закрыл глаза, смирившись с неизбежным, и теперь просил у любого демона, какой только мог услышать его, даже не спасения и не быстрой и безболезненной смерти, а возможности встретиться в ином мире с Пурной и попросить у нее прощения за то, что отказался мстить за нее.

Чудище, вместо того чтобы разорвать человека зубами, принялось тереться об него и с громкими воплями хлестать по щекам. Марото тоже вскрикнул, но по другой причине. Все даже хуже, чем он ожидал. Чудище не намерено его есть, оно решило с ним спариться, чтобы восстановить жизненную цепочку, которую он так жестоко разорвал, похитив яйца. В свое время Марото был мастером платных любовных утех, зарабатывал своим инструментом больше денег, чем мог потратить, но сейчас имел все основания сомневаться, что сумеет оплатить долг. Конечно, ему приходилось удовлетворять сомнительных партнеров, но никогда он не имел дела с существом настолько отвратительным… И не было под рукой спиртного, чтобы преодолеть брезгливость.

Словно почувствовав отказ, чудище приподняло свою тушу, предоставляя столь желанную свободу пленнику… Но тут же навалилось снова, еще тяжелее, чем прежде. Это был самый худший петтинг за всю долгую жизнь, и с каждым новым толчком варвару казалось, что он падает с большой высоты и ударяется о твердь. Даже хуже, чем в борделе Вуйвра, где один богатый клиент смастерил целую систему блоков и растяжек.