Маркус улыбнулся, покачал головой:

– Как я верю этому человеку, так и вы верьте мне.

Он сделал полный глоток. Авром-Бер удивленно посмотрел наАрнольда – и на лбу его набухли вены.

– Это вино и пряности, а не отрава! – проговорил он сосдержанной яростью. Взял из рук Маркуса кружку, глотнул.

Арнольд встал. Принял из рук капитана кружку. Посмотрел наМаркуса, тот кивнул. Стражник сделал глоток и передал кружку Жерару.

Я сидел и смотрел, как идет по кругу сосуд. Как греют о неголадони, пригубливают вино и передают дальше.

Луиза запрокинула кружку и передала мне, смущенно улыбаясь.

Мне вина не хватило.

– Сейчас принесут одежду, – сказал капитан. – Она влажная,но горячая. Шхуна подходит к берегу, шторм притих. Надо спешить.

Я зачерпнул из котелка, глотнул. Вино было горячим, терпким,пахнущим травами.

Что бы попросить у Маркуса? Пост короля воров? Илипозволение ездить в дальние страны, рыться в старых храмах и раскапывать руины?

Шторм дал нам передышку. К ночи он утих, ровный сильныйветер разогнал облака и даже выглянули звезды.

Шлюпка на шхуне была одна, маленькая и с виду ненадежная.Два молчаливых матроса раз за разом гоняли ее к берегу, отвозя по три человека.

Авром-Бер Адмони стоял на палубе, мусолил в зубахнезажженную трубку и молчал.

На последнюю ходку остались я, Антуан и Хелен. Я спустилсяпервым, помог Антуану. Хелен помощь не требовалась.

Четвертым в шлюпку забрался капитан.

В тишине, нарушаемой лишь скрипом уключин и ударами волн оборт, мы плыли к берегу, к огоньку фонаря. Антуан, которому кто-то из матросовдал старую куртку, нахохлился на носу.

– Антуан! – позвал я. – Как ты?

– Все хорошо, – отозвался старик нарочито бодро. – Дажесогрелся.

– В его возрасте нельзя путешествовать, – негромкопроговорил Авром-Бер. – Надо сидеть дома, радоваться правнукам и готовиться кпоследнему пути.

Антуан засмеялся.

– Когда я был ребенком, Авром-Бер, я полагал, что будумолодым вечно. Когда я был юным, то не верил в старость. Когда я был твоих лет,то не сомневался, что не доживу до старости. Но вот теперь я старик, но мне всееще нравится ходить, смотреть, думать.

– По тебе ли такой путь? – упрямо повторил капитан.

– Ты же видишь – я иду по нему. А те, кто моложе и сильнее,остались дома.

Авром-Бер замолчал.

Заскрипело о песок днище лодки, Арнольд и Луи вошли в воду,подтягивая нас к берегу. Качался вдали огонек на шхуне, светил фонарь на песке.Два огонька в ночи, между которыми так долго сновала шлюпка.

Я выбрался из лодки, остановился, глядя на капитана. Тот всесидел, катая во рту трубку, глядя на нас.

Потом поднялся, грузно ступил на берег.

– Юноша знает язык, и все вы сильные люди, – сказалАвром-Бер. – Даже женщины и старики. Но это моя земля. Мне поверят там, где васпрогонят прочь. Меня поддержат там, где не помогут деньги и Слово.

Он подошел к Маркусу.

– Позволь мне идти с тобой.

– Места хватит для всех, – ответил Маркус. – Но разве этотвоя вера?

– Разве те, кто пошел с первым Искупителем, были иной веры?– вопросом ответил Авром-Бер.

– Они выбрали свой путь не сразу.

– Я ждал тебя долгие годы. Не знал, откуда ты придешь и кемты будешь. Но я верил и ждал тебя, мессия.

Вместо ответа Маркус протянул руку, ободряюще касаяськапитана. Это было удивительно и трогательно – хрупкий юноша, перед которымсклонился на колени могучий и суровый мужчина.

Но я не удивился.

Вернувшись к шлюпке, Адмони заговорил с матросами. Быстро ивластно, если те и растерялись, то спорить не стали. Прошла минута, и они ужегребли к шхуне.

Хелен засмеялась. Похлопала капитана по плечу.

Один за другим мы подходили к иудею и обнимались с ним.

Двенадцать и Искупитель.

Наконец-то собрались вместе те, кто должен идти вслед заМаркусом…

И предать его.

Или все в этот раз будет иначе?

На побережье всегда есть селения. Уж на что Иудея пустынныйкрай, но и здесь вдоль морского берега были и поля, и сады. Уже через часАдмони вывел нас на торную дорогу, ведущую вдоль виноградника к маленькомупоселку.

Здесь стояло едва ли с десяток домов, и вряд ли нашелся быстоль большой, чтобы вместить всех нас. Авром-Бер отделился от нас и постучалсяв один из домов. Разговор был долгим, но в конце концов нас впустили в сад –где мы и расположились на ночлег под навесом, на дощатом помосте.

– Уйдем с рассветом, – предупредил Авром-Бер. – Хозяинпросит не впутывать его. Если случится беда, он сможет сказать, что не виделчужаков.

Ни у кого не было сил спорить. Лишь Жерар поинтересовался:

– Мы сможем найти здесь лошадей?

– Нет.

Жерар не спорил. Посмотрел на меня и велел:

– Ильмар, будешь дежурить первый час. Возьми себе помощника.

Самым бодрым из спутников казался Комаров. На мой вопрос онбезропотно кивнул, и вскоре мы уже сидели под деревом, чуть отойдя от навеса соспящими товарищами.

– Во фляжке есть еще что? – спросил я.

Фарид протянул булькнувшую флягу. Мы выпили по глотку.

– Не могу поверить, – сказал я. – День назад мы были восманских землях. Шпион, а тебя небось по всему миру помотало?

– Да так… – уклончиво ответил руссиец. – Больше по Державе.

– Может, теперь признаешься? – спросил я. – Твои разговорыпро Аквинскую ересь, это для отвода глаз?

– Почему же? Я и впрямь верю, что в мире есть две силы, чтоборются между собой. Божественная и дьявольская.

– Ну тогда твой дьявол не так уж и силен, Комаров. Гляди –всему вопреки мы добрались до Иудеи. Даже шторм не помешал.

Шпион приложился к фляжке и наставительно произнес:

– Нет, любезный сударь. Не в этом дело. Не два батыра нацирковой арене борются.