Ни на миг не показывая камере лицо.

— Ч… — начал Майер.

Она положила ладонь поверх его руки:

— Терпение.

От машины к пистолету. Голова опущена вниз.

— Ну же, давай повернись, — приговаривал Майер, нервно затягиваясь сигаретой.

Это была автоматическая колонка с оплатой по карте. Они увидели, как человек протянул руку, вставил что-то в аппарат, потом вынул. Лица не показал.

Он закончил, обошел машину, закрыл крышку бака, двинулся к дверце.

— Давай, улыбнись птичке. Ну, посмотри куда-нибудь!

Он сразу сел за руль, стал невидимым за лобовым стеклом.

«Форд» уехал с экрана.

— Черт, черт, черт! — Майер в отчаянии ударил ребром ладони по столу.

— Подождите.

Лунд нажала кнопку, вернулась к кадрам, где водитель расплачивался картой.

Она смотрела на его левую руку. На то, как она приблизилась к лицу, совершив там какое-то действие, пока правая рука нажимала цифры на аппарате.

— Я знаю, кто это, — сказала она.

Майер сразу заволновался:

— Только не говорите мне.

— Я еду в ратушу. Вы со мной?

Пять минут через дождь и почти пустой ночной город. Знакомый Лунд охранник как раз собирался сдавать смену. Только Майер достал наручники, он тут же заныл:

— Я ничего не сделал. Я ничего не сделал.

— Вот это новость, — сказал Майер. — Никогда такого не слышал. Ты едешь с нами, приятель.

— Я всего лишь заправил машину.

Майер вел старика к выходу, Лунд шла следом — слушала, наблюдала.

— А Нанну Бирк-Ларсен ты похитил до или после? — спросил Майер.

Человек в синей форменной тужурке взглянул на него с ужасом:

— Мне шестьдесят четыре года. Что вы такое говорите? Я никого не трогал.

— Посадите его на ту скамью, — велела Лунд.

— Нужно везти его к нам.

Лунд оглядела старика с ног до головы. Искривленный позвоночник, плохое зрение. Дышал он тоже неважно.

— Расскажите нам правду, — сказала Лунд. — Расскажите, что случилось на самом деле. А потом решим, можно ли вас оставить на этой работе.

— На этой работе? Да это из-за нее, из-за работы этой я тут с вами теперь разбираться должен…

Майер усадил его на каменную скамью возле стойки для велосипедов.

— Рассказывай, что было, или не увидишь дневного света в ближайшие шестнадцать лет.

Охранник зыркнул на него из-под очков испуганно и злобно.

— Тебе что, уши прочистить, дедуля? — проорал Майер.

— Где карта для оплаты бензина? — спросила Лунд более мягко.

Старик упорно молчал.

— Я ведь хочу вам помочь, — сказала она ему. — Если вы не заговорите сейчас, нам придется задержать вас.

— Я случайно взял карту с собой. Хотел вернуть ее в машину в понедельник. Но…

— Что но? — спросил Майер.

— Тут уже были ваши люди. Повсюду.

— Зачем вы поехали в гимназию?

— Да не ездил я. У меня квартира в соседнем доме. Шел домой, увидел: наша машина стоит. Брошенная. Я не мог понять, что к чему. Я ведь знаю график работы, расписание. Вечером все машины должны быть на месте, в гараже.

— А ключи у тебя были с собой? — спросил Майер.

— Нет. Они торчали в замке зажигания. Наверное, водитель забыл или еще что. — Он развел руками. — Я же не мог оставить ее там, правильно? С ключами в зажигании? Да к полуночи ее бы и след простыл.

Терпение Лунд иссякало.

— Нет. Это не оправдание. Вы могли позвонить в штаб Хартманна, машина принадлежит им.

— Я и позвонил, — сказал он с нажимом. — Мне сказали, что секретарь в Осло. Кстати, машина принадлежит не им, а городской администрации. И налоги мы…

— Ты меня с ума сведешь, — прервал его болтовню Майер. — Девушка…

— Да не знаю я ничего про ту девушку. И ничего плохого не совершал.

— Что вы дальше делали с машиной? — спросила Лунд.

— Так она из штаба Хартманна. Он-то сам показушник и пустозвон, но это не моего ума дело. А вдруг машина бы ему понадобилась? Вот я и остановился на заправке, залил бензина и отогнал ее назад. А ключи на место повесил.

— Назад? Куда именно?

— Сюда, куда же еще. Вон парковка, напротив мэрии. У нас там есть места, там я ее и оставил. — Он переводил взгляд с одного полицейского на другого. — Я и думать забыл об этой машине, — сказал он. — Пока не прочитал в газетах про убитую девочку. И потом…

Она села на скамейку рядом с ним:

— И потом вы не сказали никому ни слова.

Он опять стал поправлять очки, облизал губы, поерзал. Майер сел по другую сторону от него, хищно улыбнулся и спросил:

— Отчего же?

— Служащие мэрии не должны вмешиваться в политику. Это очень важно. Мы не встаем ни на чью сторону. Не вмешиваемся.

— И тем не менее вы вмешались, — сказала Лунд. — Причем серьезно.

— Я хотел сначала проверить кассету с записью, чтобы посмотреть, кто взял ключи.

— И?

— Ее там не было. — Старик, казалось, искренне недоумевал. — Я думаю, тот, кто взял ключи, взял и кассету. Кто еще?

— Не дури мне голову, — прошипел Майер.

— Это правда. Я говорю вам правду. Мне шестьдесят четыре года. Зачем мне врать? Если бы наверху узнали, что кассета пропала, у нас у всех были бы большие неприятности. Эти бездельники только и ждут, как бы пнуть нас побольнее. Мне всего год до пенсии остался. Не хочу я отвечать неизвестно за кого. Я всего лишь поставил на место брошенную машину, хотя даже не был на дежурстве. А вы со мной как с преступником каким обращаетесь…

— Ты и есть преступник, — сказал Майер. — Мы целую неделю потратили впустую, гоняясь за пустотой. И теперь приличный парень лежит в больнице, а отец девушки попал в тюрьму. Если бы знали все с самого начала… Лунд? Лунд!

Она уже шла к двери, ведущей из подземной парковки в здание ратуши: элегантные коридоры, выложенные мрамором; сияющие полированным деревом лестницы; гербы и канделябры; золоченые таблички на дверях и мемориальные доски. Там, среди этих атрибутов власти, и ходит сейчас тот, кто спустился в гараж, взял ключи от машины, в которой умерла Нанна Бирк-Ларсен, украл кассету, на которой он мог быть запечатлен. А они все это время искали в другом месте.

— Покажите. Покажите мне, где вы оставили машину.

Майер не был в восторге от этой идеи.