Иногда он сам не понимал, откуда у него столько умения и сноровки в подобного рода делах, почему его интуиция всегда находит верный путь и помогает избегать многочисленных и смертоносных ловушек. Даже в прошлом, еще в Алдионе, он хоть и часто находился среди черни, но никогда не проявлял интереса к таким вещам, сейчас же он действовал безошибочно, находя такие решения, что шэд, несомненно, уже почувствовавший у себя на шее крепкую, но малозаметную пока хватку, наверняка Урт напролет не смыкал глаз.

Крэйн работал. Находил все новых и новых бойцов и шпионов, угрозами, обманом и посулами вербовал торговцев, стражников и даже дружинников шэда. Многие из тех серых невидимых убийц улиц, сами того не зная, работали на него. Как плотный кокон личинки бальма, власть Крэйна все плотнее стягивала город.

За долгое время, проведенное за обустройством собственной империи, он сильно изменился. Маска, застывшая навеки на лице, впечаталась глубже, натянувшись на острых костях черепа, волосы посерели, глаза всегда смотрели настороженно и внимательно, их пристальный взгляд не мог выдержать никто, кроме Лайвен.

– Выйди на улицу, – однажды сказала она ему, забирая поднос с почти нетронутой едой из его комнаты. – Ты похож на старого паука, который сам запутался в своей паутине.

Он отложил кожу шууя с начертанными символами, которую тщательно изучал и улыбнулся своей страшной улыбкой.

– Я из тех пауков, что живут в норах, дорогая.

– Ты и выглядишь соответственно.

Крэйн отложил свиток, потянулся, хрустнув длинными заострившимися пальцами, серыми и больше похожими на когти. Выражение на его лице прочитать было невозможно, но Лайвен показалось, что он немного задет.

Иногда ей казалось, что это невозможно – если в нем и оставалось что-то человеческое, слишком глубоко оно ушло, слишком плотным кольцом окружили его застарелые шрамы. Да и было ли оно когда-нибудь?..

Иногда она хотела это знать.

– Хочешь, чтоб я вышел на улицу? Под руку с тобой?

– Обойдусь и без этой чести. Тошно смотреть, как ты гниешь в этой комнате…

– Мое право. За этими стенами нет ничего такого, ради чего я стал бы вылазить наружу.

– Боишься света?

– Устал от него. – Крэйн равнодушно пожал плечами. – Свет, темнота… В сущности, они ужасно утомляют. Полумрак куда приятнее. Он одинаковый. Нет нестерпимого света, нет глубокой тьмы, все выглядит привычно…

– Все выглядит одинаково.

– Я, кажется, так и сказал. Ты когда-нибудь замечала, как меняется все со временем? Эно и Урт, Урт и Эно… красное становится синим, потом наоборот, и так бесконечно. Привычные картины в непривычном свете меняются, искажаются, становятся непохожими сами на себя. Даже люди, люди меняются на свету. Лица, глаза… Странно, что я всегда замечал это.

– Ты и философствуешь, как старый паук. – Она села напротив него, аккуратно, чтоб не прикоснуться к нему. Даже демонстративно аккуратно, пожалуй. – Скажи честно – ты просто устал от всего. От жизни, от меня, от себя… От своих шеерезов, этого города, Эно и Урта. Ты потому и сидишь здесь, зарывшись в нору, что это позволяет тебе не думать о том, что творится снаружи.

– Я не могу не думать об этом. – Он погладил развернутый свиток на столе. – Жизни очень многих людей зависят от того, что я скажу. Плавать в иллюзиях для меня непозволительная роскошь.

– Ты давно уже отрезал себя от мира, Крэйн. Даже до того, как запер себя тут.

– Ушедшие, кажется, это продолжение нашего извечного разговора… Чего ты хочешь?

– Чтоб ты бросил все это.

Он опять улыбнулся. Наверняка не случайно, зная, как это выводит Лайвен из себя.

– Полагаю, после этого я должен раздать свое добро черни, очиститься и жить до конца своих Эно в мире с самим собой и со всем светом?

– Ты опять…

– Прекрати! – Он махнул рукой. – Ты знаешь, что ничего подобного не будет. Я даже скажу, зачем ты завела этот долгий и пустой разговор. Только из-за того, чтоб убедиться в собственной добродетели. Живя на добытые кровью деньги, попытаться поставить на путь истинный самое ужасное чудовище этих земель. Прекрасный поступок, надо думать… Оставь это. Мне надоело.

Бывшая акробатка ничего не ответила. Время, заточившее Крэйна в ловушку сумрака и затхлости, не прошло мимо нее – обычно несдержанная, резкая и презрительная ко всему окружающему, она замкнулась в себе, даже движения стали иными, нарочито медлительными, размеренными. Гибель калькада, смерть Тильта, жизнь среди шеерезов Себера незримо изменили ее, иногда Крэйну казалось, что внутри она постарела, осыпалась.

Возможно, сила и воля, державшие ее столько времени, не выдержали напряжения, перетерлись.

– Тебе приятно так думать, – наконец сказала она. – Но мне все равно. Мне нет дела до мнения гниющего старого паука.

– Не так уж я и стар, – заметил немного уязвленный Крэйн, машинально коснувшись страшного лица, словно пытаясь нащупать морщины.

Лайвен не успела ответить – дверь почти бесшумно открылась и в комнату с легким поклоном вошел Сахур. Дела у Крэйна шли ладно, он раздался, потяжелел, но шея оставалась такой же тощей, как раньше. Крэйн нахмурился. Он не любил, когда его разговор внезапно прерывали.

Равнодушно взглянув на Лайвен, глава шеерезов подошел к столу и положил на него тяжелый свиток.

– Докладают, – пояснил он. – Известия из тор-склета, Зелет подумал, вам интересно будет.

– Может, и будет. – Крэйн отпустил Сахура коротким взмахом руки и не торопясь развернул свиток. Про Лайвен он словно забыл, читал молча, глаза серо блестели в полумраке.

Они стояли молча. Крэйн шуршал свитком, Лайвен внимательно смотрела на него. Она ожидала, что Крэйн так и будет возиться со свитком, пока она не уйдет, но он быстро закончил читать. Она заметила, как неуловимо переменилось его лицо – исказилось, стало жестче, застарелые извилистые шрамы налились кровью. Случайный человек с трудом заметил бы перемену, но Лайвен знала Крэйна слишком долго, чтобы понять – он необычайно взволнован и напряжен, хотя и сдерживает себя. В этом они были похожи – оглушительную новость лучше переждать молча, дать ей осесть в сознании.

– Что? – просто спросила она.

Крэйн облизнул черно-багровые вспухшие губы и налил себе полкружки фасха. Фасх был добрый, старой выдержки, густой сладкий запах наполнил комнату. Пил он редко, давно поборов привычку к хмелю, это тоже свидетельствовало о том, что случилось что-то важное.

– Гости у нашего шэда, – сказал он медленно, допив. – Важные гости пожаловали нынче. Албай, тварь тщедушная, мог бы и раньше узнать…

– Что за гости? Торговцы?

– Нет. Не торговцы. Ты в Алдионе была?

– Когда-то… Давно было. Кто-то из твоих прежних знакомых?

– Да, знакомых. – Он слегка улыбнулся и глаза его опять заблестели. – Старый знакомый. Шэд Алдион Орвин.