должностей по способностям, от этого оказалось множество нерешенных дел. Я не нахожу средств к приобретению людей, а вы следуете в сем только постановлениям и не думаете представлять на службу способных и исправных по должности. Не опасаетесь ли, что способные и исправные люди, при появлении своем на службу, отнимут у вас награды? (По кит. тексту: "...отнимут у вас должности и жалование".) Если это неправда, то у вас нет ясного познания людей". "Дерзнем ли, — отвечали вельможи, — заграждать путь умным людям? Но, по недостатку знания людей, мы не можем представить способных".

Император, обратись после сего к Чжан-жу-линь, сказал: "Почему в прежние времена было много верных вельможей, говоривших правду, и почему теперь их мало?" Чжан-жу-линь отвечал, что верность обнаруживают на словах в века смятений, в спокойное же время нет случая обнаружить оную. "Когда, — сказал император, — не бывает дел, о коих можно говорить? Только в старину не было людей, которые бы не сказали того, что знали, а настоящего времени люди не говорят им известного". Чжан-жу-линь не нашелся, что сказать на это. В одиннадцатый месяц император говорил своим приближенным: "Человек, желающий усовершенствовать самого себя, не должен чрезмерно предаваться радости или гневу. От чрезмерного гнева страдает сердце, при излишней радости рассеиваются жизненные силы. Но приобрести среднее состояние весьма трудно. По сей причине усовершенствующий самого себя умеряет в себе гнев и радость и заботится о своем спокойствии. В нынешнем году я никому не делал во дворце ни выговоров, ни наказаний". Ши-цзун говорил министрам: "При исследовании законов и постановлений прежних времен много обнаружилось в них неясного, ибо законы и уложения при всякой династии употреблялись с уменьшениями и дополнениями. Равно случается, что, не постигая мудрых намерений законодателя, погрешительно удаляются от первоначальной цели оных. Неужели, если древние законы будут приведены в действо, по точном исправлении оных, тогда они будут для всех удоборазумительны? Итак, надлежит исправить их и непременно сделать ясными". Местное начальство представляло о поправке тронной Юй-жун-дянь в столице Шан-цзин. Император по сему случаю говорил министрам: "При постройках дворцов заботятся единственно о красоте и изяществе. От этого они никак не могут быть крепки. Нынешняя палата Жинь-чжэн-дянь построена еще при доме Дайляо без всяких украшений. Но если обратить внимание на здания других мест, они ежегодно чинятся, а сия палата остается по-прежнему. Из сего видно, что здания, построенные с пустыми украшениями не могут стоять долго. Ныне при казенных постройках каменные и деревянные работы производятся весьма нерадиво. Низшие чиновники, согласясь с мастерами, с бесстыдством крадут материалы, а палата государственных доходов и казенных зданий не обращает внимания на количество издержанных сумм и лесов, заботясь единственно о том, чтобы как-нибудь кончить работу. Посему-то здания, только что построенные, уже начинают кривиться и щелиться. От беспечности к злоупотреблениям народ изнуряется, и истощается казна, и нет важнее этих преступлений. С сего времени надлежит тщательно вникать в сии дела и подвергать строгому суду виновных". В другой день император говорил министрам: "Недавно, читая историю дома Хань, я узнал из оной, что дела, совершенные государем Гуан-у{523}, для других невозможны. Его старший брат Бо-син был убит от Гэн-ши, но он во время мятежей вовсе не думал об отмщении за обиду, он служил Гэн-ши по-прежнему, и народ не замечал в нем вида к печали. Не есть ли это поступок трудный для других? Его намерения, без сомнения, были направлены к великим делам. Может ли сравниться с ним другой государь?" При сих словах государя Чжан-жу-линь сказал: "Слуга княгини Ху-ян, старшей сестры государя Гуан-у, убил человека{524}. Местное начальство хотело взять его, но он скрылся в доме, занимаемом княгиней, откуда его не могли взять. Когда же, при выезде из дома, княгиня посадила его в свою карету, тогда начальник уезда Ло-ян по имени Дун-сюань остановил коляску, извлек меч и, стуча оным по земле, громко обличал княгиню в злом поступке. Потом угрозами он заставил слугу выйти из коляски и предал его казни. Княгиня Ху-ян, по прибытии во дворец, сказала о сем Гуан-у. Гуан-у в сильном гневе хотел казнить Дун-сюаня. "Готов умереть, — сказал тогда кланяясь Дун-сюань, — но наперед прошу позволения сказать одно слово". Император спросил его, о чем хочет говорить, и Дун-сюань сказал: "Государь! Святыми добродетелями ты возвысился из среднего состояния. Но если, прощая рабов, ты позволишь им убивать граждан, то каким образом хочешь управлять империей. Вместо того, чтобы меня убивать палками, я умру сам". Он вдруг после сего ударился головой о колонну и разбился до крови. Император приказал евнухам схватить его. Он повелевал ему сознаться в проступке и испросить прощения у княгини, но Ду-сюань не согласился. Когда несколько человек, схватив его, насильно преклонили пред княгиней, то он, опираясь о землю руками, никак не хотел кланяться. Княгиня Ху-ян, называя по имени государя Гуан-у, говорила: "Вэнь-шу! Тогда, как ты носил еще полотняную одежду, в твои ворота не смели входить чиновники, потому что у тебя скрывались виновные. Теперь ты сделался государем. Почему же не можешь употребить силы против одного уездного начальника?" "Сделавшись государем, — отвечал, смеясь, Гуан-у, — я сделался отличен от того времени, в которое носил рубище". Он подарил Дун-сюаню тридцать тысяч связок мелкой монеты". "Ханьский государь Гуан-у, — сказал Ши-цзун, — выслушав слова правды, утешил свой гнев. За сие его можно назвать мудрым государем, но он повелевал Дун-сюаню извиниться пред княгиней в проступке. Это он сделал несправедливо. Ханьский государь Гао-цзу{525} был мужественен и со строгими правилами, встречая мудрецов,[384] он употреблял их в службу и таким образом вышел из рубища, в продолжении нескольких лет сделался государем. В этом сравнится с ним Гуан-у. Но Гао-цзу, сидя на престоле, не оставлял своего простого образа жизни. Гуан-у в сем не подражал ему". В двенадцатый месяц император сделался болен. По всему государству обнародовано прощение преступникам. Юань-вану Мадагу указом поведено принять правление и поселиться в восточном отделении тронной Цин-кэ-дянь. Вельможам Тушань-кэ-нин, Вань-янь-сян и Чжан-жу-линь приказано ночевать во внутренней зале, занимаемой самим государем.

1188 год

Дай-дин двадцать девятое лето. В первый день первого месяца, по причине усилившейся болезни, император не мог выйти в залу для принятия чиновников. В день Гуй-сы государь скончался в палате Фу-ань-дянь на шестьдесят восьмом году от рождения. Его тело временно положено в палате Да-ань-дянь. В третий месяц император по смерти почтен титулом: Гуан-тянь-син-юнь-вэнь-дэ-у-гун-шен-лин-жень-ио-хуан-ди. В храме предков назван Ши-цзуном. В четвертый