При обозрении торговли мы не станем завлекать читателя ни в Яркен, ни в Хлассу, ни в Японию, как последнее замышлялось при кн. Гагарине и при отправлении капитана Шпанберга, но изложим действительные события.

Петр Первый при самом учреждении Российского Сената (1711 год) вложил в запас глубокую мысль, чтобы для китайского торга сделать добрую компанию. Правительствующий Сенат, заботясь обнять и развить его мысль, изъясняется в апреле того же года, что позволение торговли всякому, кто примет на себя обязанности торговые, есть подлинная мысль государева. В 1718 г. (10 декабря) государь, повторяя о китайском казенном караване и казенных товарах, еще промолвил, что в числе казенных товаров быть только поташу и смольчугу, для сбережения лесов, а все прочее отдать в народ с пошлинами, каким по рассмотрении следует быть. Вот три законодательные мысли, открывающие высокий взгляд законодателя на судьбу торговли, вот три светлые истины[231], которые в то же время затемнены, загромождены старыми привычками управления, нуждами денежными и беспрестанною торопливостью предприятий, так что и сам Великий иногда является в противоположности с своими изречениями.

Последуя преобладанию устоявшего порядка, мы делим сибирскую торговлю на казенную, народную и смешанную.

1. Смешанная.

При отправлении каравана в Китай из Сибирской губернии велено Сенатом (20 августа 1711 г.) для пополнения капитала, прежнему каравану равносильного, прибить в Москве листы по воротам и приглашать вкладчиков, как бывало и прежде. Вот свидетельство маломочия капиталов в средине России, это сказано в сторону! Для наблюдения за благочинием караванных людей впоследствии был посылаем унтер-офицер гвардии, при инструкции коммерц-коллегии. Таков был порядок караванов казенных пополам с народом до 1727 г. с тем ограничением, что воспрещение частным людям покупать ревень продолжалось по-прежнему.

Гр. Владиславич, отправляясь из Селенгинска в Пекин, представлял, что за излишним отпуском мягкой рухляди, с которою наши торговцы ездят из Нерчинска в Ургу, Наин и другие места Маньчжурии или Монголии и там продают с убытком 20-ти процентов, или даже вывозят обратно, — представлял, что надобно воспретить им торг мягкою рухлядью, дабы поднять цену на товары казенного каравана, и чем скорее это сделается, тем будет лучше, по причине, что вслед за ним шел казенный караван. На сем основании 20 декабря 1726 г. воспрещен купечеству нашему торг мягкою рухлядью в границах и на границах китайских. Надлежало бы поправить дело, а не поражать промышленности народной, но на первое недоставало изобретательности при равнодушии к последнему.

При следовавшем царствовании (26 июня 1727 г.) разъяснена вольность торга сибирскими соболями и другими заповедными товарами с прежним воспрещением отпуска их в Китай. Причем, как бы в вознаграждение, дарована частным людям свобода покупать в Тобольске у бухарцев ревень до 300 п. ежегодно.

2. Казенная.

Когда в 1730 г. Сенат заботился отправить казенный караван, комиссия коммерции получила приказание пригласить на совещание гр. Владиславича и известного Ланга; но что могла она услышать от этих лиц с торгашьими предубеждениями в мнимую пользу казны? Поэтому в январе 1731 г. объявлено решительное воспрещение брать или посылать, явно или тайно, в караване товары частных людей, в какое-либо место Китайского государства. В этом-то караване послано под рукою 50 000 п. иностранного в монете серебра, для обмена на золото, как выше сказано.

В апреле того же года ревенный торг взят из народных рук в распоряжение Сибирского Приказа, который тотчас по своем восстановлении спешил показать, что им усматривается государственная прибыль в возвышении цены на ревень.

В октябре 1734 г. вымен копытчатого ревеня в Кяхте назначен до 1000 п. и более, с тем чтобы лишний оставлять на границе, для прибавки к будущей покупке. В марте 1735 г. велено ревень, привезенный в Москву, содержать под спудом, следующий же остановить в Тобольске, пока наличный не продается в Петербурге. Пуд ревеня обходился в Петербурге 37 р., а за морем продавался в 169–289 р.; следственно, на тысячу пудов — 162–252 тысяч рублей. В одном июле двукратно было возбраняемо частным людям вывозить ревень или отпускать за море под страшною угрозою русским смертной казни и лишения всех животов за один даже фунт, а иностранцу — под опасением немалого штрафа. В следующем году, по совещании кабинет-министров, послан в Кяхту для закупки ревеня купец Свиньин в качестве комиссара и аптекарь для браковки.

Во всяком случае не должно бы было так поступать с общими запрещениями, по каким бы побуждениям они ни изрекались от правительства; но когда в предосуждение общего положения и в соблазн прочих подданных позволяется одному купцу Евреинову в 1737 г. торговать с Китаем мягкою рухлядью, тут трудно воздержать их от поползновения против общего правила. В самом деле, в конце 1738 г. сделалось известным правительству, что купцами китайскими получается от наших мягкой рухляди втрое больше против казенного отпуска. Из всех торговых попыток, какие мы доселе видели по казенным предприятиям, конечно, не вышло достойных счетов, когда в сентябре 1739 г. и чрез год опять в сентябре читаем, что правительство, слагая с себя заботы китайского каравана, сдает его в компанию знатных купцов и других особ-капиталистов. Прежде, нежели составилась сзываемая компания, наступило правление принцессы Анны, и опять через год повторяется созыв компании. Сколько уроков! И все-таки будут забыты как уроки, пока не превратятся в начала управления. Плохи теории без опытов.

3. Народная сибирская.

Таким образом, народная торговля, не могшая представлять китайским потребителям своих мануфактурных изделий и оттолкнутая от границы во внутренние ярмарки, блаженствовала только в творческую эпоху Петра Великого и разгуливала на богдоханский счет до Пекина. После того, сколько ни была ограничена меховая торговля, не могла не навлечь на себя нарекания за тайные выходы чрез границу, нарекания, тем более заслуженного, чем более растянута граница для таможенных глаз, и эти притом глаза принадлежали то казакам из крестьян, то бурятам и тунгусам. Забайкальская торговля спряталась в безыменные проходы и без огласки подрывала надежды казенных караванов.

Если уже были злонамеренные торговцы, пользовавшиеся оплошностью или стачкою пограничного досмотра для обмана казны, то в самой Кяхте бывали прикащики-плуты, которые для обкрадывания своих хозяев заказывали маймачинским фузам приготовлять товары двоякого качества, дабы от хозяйской доглядки прикрыть низкие добротными. Татищев, рассказывая подобный пример с московским купцом Филатьевым, от своего комиссионера на 50 000 р. обманутым, дает разуметь, что мы сами обучали не одних китайцев к подлогам по торгу. Но полно, правда ли, что мы обучили китайцев плутовствам, не они ли надоумили наших плутов? Далее!