— Мне снился сон, — сказала Элор. — Плохой сон. Я его не помню, но мне тревожно.

— Это всего лишь сон, — улыбнулся Стас. — Вставайте, королева, вас ждут великие дела!

…Как было объявлено, бледная, но крепко державшаяся на ногах и счастливая Элор явилась перед народом. Люди встретили ее криком, от которого задрожала башня и в небо вспорхнули стайки испуганных птиц.

Все было внове для нее, и все было счастьем. Элор махнула людям и ставрам рукой, и рев толпы зазвучал с новой силой.

— Народ Ильдорна, — сказала она, и собравшиеся утихли. — Мой народ! Я, Элор, дочь Бреннора, отныне ваша королева!

Снова взрыв восторга. Стас даже не понимал, откуда и почему столько радости. Ставры радовались свободе — это понятно, но неужели Айрин так достала всех горожан…

— Отныне и навечно народ ставров обретает свободу! Никто и никогда под страхом смерти не может иметь ставра-раба…

Этот день стал праздником. Словно заразившись щедростью от ставров, люди вытаскивали столы и снедь на улицы, Элор приказала выкатить из погребов замка лучшее вино и наливать всем желающим.

Ставры радовались как дети, и горожане хохотали, глядя на их неуклюжие восторженные танцы. Конечно, всей ненависти вином не смоешь, но Стас видел: ставры готовы прощать и уже простили людей, и он гордился великодушием этого славного народа. Теперь дело за людьми. Стас надеялся, что Элор все сделает правильно. Отмена рабства — лишь первая ступень. Трудней всего — уравнять людей и ставров, уравнять не законом, а пониманием. «В истории человечества на это уходили десятки лет, но мы добьемся своего», — думал Стас, глядя на перевязанную голову Голошкура, отчаянно торговавшегося с лавочником.

Увидя его на ступенях, Стас подумал, что ставра убили, но парень просто потерял сознание. Оклемавшись, ставр поведал Стасу о том, что произошло.

Элор столкнулась с Айрин в коридоре. Голошкур не знал, о чем они говорили — он не понимал язык аллери, но по интонации понял, что случится то, о чем предупреждал вождь. Элор приказала ему уйти. Он отказался и хотел убить Айрин, но Элор ударила его сзади по голове. Больше он ничего не помнил.

Голошкур ходил гоголем. Обласканный Мечедаром и королевой, желавшей загладить вину за тот удар, ставр пользовался авторитетом у собратьев, и Стас не раз одергивал зарывавшегося молодца.

Город оживал. После праздников наступили будни, и уже через несколько дней Ильдорн зажил прежней жизнью. Лишь выбитые ворота, покалеченная башня да полуразрушенная стена цитадели напоминали о ночном штурме.

Ставры вернулись в свои кланы, лишь один отряд остался во дворце, охраняя вождя. Стас не хотел охраны, но вожди кланов не желали и слушать, единодушно признав Мечедара Железного Рога величайшим из ставров и великим вождем. Ну как такому без охраны?

— Ты доволен, великий вождь? — улыбаясь, вопрошала королева.

— Главное, что ты со мной, — искренне отвечал Стас, и в душе у него все пело. Он, Стас Колодников, обычный человек, каких в его мире миллионы, стал героем и великим вождем здесь и здесь же нашел свою любовь. И пускай на руках у него по три пальца, а на голове рога — разве это может помешать любить? Что вообще может помешать, если умеешь видеть главное, то, что внутри каждого из нас? Что делает нас такими, какие мы есть.

— У нас есть сказка о красавице и чудовище, — сказал, обнимая ее, Стас. Белое обнаженное тело королевы вытянулось на простынях, как странный диковинный цветок, и вся вселенная не стоила одного его лепестка.

— Да? И что в ней? — прошептала с закрытыми глазами Элор. Ей нравились его нежные прикосновения, и сила, таящаяся в грубых шершавых ладонях.

— Чудовищем был заколдованный принц. Он ждал, когда кто-нибудь полюбит его, и тогда он вновь станет человеком…

— И что? — приподнимаясь, спросила она. Стас засмотрелся на ее грудь.

— Такая девушка нашлась. И стала его королевой.

— Я бы тоже хотела тебя расколдовать.

— Я мог бы не понравиться тебе.

— Не мог бы.

— Почему?

— Потому. Каким бы ты ни был, ты останешься прежним, Стас из Петербурга.

Нет, спать в эту ночь решительно не хотелось!

— А еще у нас есть песенка о короле, который влюбился в пастушку.

— Что было дальше? Расскажи! — Элор обожала слушать рассказы Стаса.

— А то, что короли не могут жениться по любви! Так поется в песне.

— Глупая песня! Короли женятся на том, на ком хотят! Или они не короли!

— Да, по сравнению с тобой они — не короли! — засмеялся Стас, притягивая ее к себе.

После счастливых ночей были суетливые, полные забот дни. Королевством надо править, оно не могло ждать. Прежние советники Айрин погибли либо разбежались, новых не было, и Элор буквально разрывалась, принимая сотни решений за день. Стас помогал ей, как мог, но не знал и не понимал многого. Старосты мелких селений, какие-то просители, купцы, послы соседних держав выстраивались в очередь к королеве, ожидая ее воли. Надо было создавать суд и назначать судей, отменять указы Айрин и придумывать новые, пересматривать налоги, решать, сколько платить новому войску…

Несмотря на все проблемы, Элор была счастлива, эти заботы не тяготили ее. Она была рождена править и умела править. Стас с восхищением видел, как волей, словом и взглядом она покоряет людей. Не все уходили довольными, но все признавали: Элор — настоящая королева!

Не все было гладко. Не все складывалось так, как мечталось.

Вечером в городе схватили жреца, который говорил толпе о нечестивости королевы…

— Мирхем! — только и произнесла Элор, узнав об этом. Она велела бросить жреца в башню и пытать, чтобы выведать, кто его послал. Стас пытался смягчить его участь, предлагая изгнать из города, но Элор была непреклонна.

— Изгонять — так всех, а всех изгнать я не могу. Я не могу во всеуслышание обвинить Мирхема во лжи, и он знает это. Этот человек не виноват, ему приказали, но он будет заточен в башне.

— Почему? Какой смысл? — спросил Стас. Он хотел напомнить Элор, как сама она сидела в темнице, но, глядя на нее, почувствовал: не стоит. Нет, он не станет заступаться за человека, поливавшего Элор грязью.

— Чтобы все видели, как наказывают за злословие королевы! — сказала она. — Айрин бы просто отрубила ему голову! Или язык.

Лишь когда они остались наедине, Стас сказал:

— А ведь он говорил правду.

— И что?

— Я не хочу, чтобы людей бросали в тюрьму за правду.

— Мне все равно! — крикнула Элор. — Я наказываю не за правду, но за дерзость! Люди могут говорить, что им вздумается, и шептаться по углам, но осуждать меня вслух я не позволю!

И Стас понял, как ей тяжело. Элор не была ни злой, ни капризной, она просто защищалась от мерзости и злословия, сопровождавших их любовь. Любовь человека и ставра.