Проверяя телефон и видя, что ей неоднократно звонила Жанетт, она испытывает угрызения совести. Вспоминает, что пообещала пойти вместе с Жанетт и Юханом в “Грёна Лунд”, и сразу же звонит Жанетт.

– Где тебя черти носили? – с беспокойством спрашивает та.

– Мне немного нездоровилось, не было сил отвечать на звонки. Ну так как же с походом в “Грена Лунд”? – спрашивает София.

– Ты по-прежнему можешь в пятницу?

София думает о захоронении урны на Лесном кладбище.

– Безусловно, – отвечает она. – Где мы встретимся?

– У парома на Юргорден в четыре часа?

– Я приду!

Следующий звонок адвокату, который должен составить опись имущества. Его зовут Вигго Дюрер, и он старый друг семьи. В детстве она несколько раз встречалась с ним, но помнит его смутно. “Олд спайс” и “О де ви”.

Остерегайся его.

Адвокат Дюрер говорит, что она как единственная наследница получает все.

– Все? – с удивлением переспрашивает она. – Дом ведь сгорел?..

Вигго Дюрер рассказывает, что помимо страховки за дом, которая оценивается примерно в четыре миллиона, у ее родителей имеются сбережения в сумме девяноста тысяч крон, а также портфель акций, которые при продаже принесут почти пять миллионов.

София поручает адвокату как можно скорее обратить акции в наличные и положить их на ее личный счет. Вигго Дюрер пытается ее отговорить, но она стоит на своем, и в конце концов он соглашается сделать, как она хочет.

Подсчитав, она понимает, что скоро в ее распоряжении окажется более десяти миллионов крон. Она стала очень богатой женщиной.

Жанетт кладет трубку, чувствуя, как у нее поднимается настроение. София просто немного приболела и была не в силах отвечать на звонки. Значит, она волновалась понапрасну.

Посещение “Грёна Лунда” означает, что она наконец сможет чем-то порадовать Юхана и в то же время повидаться с Софией.

Теперь, когда ее все-таки отправили в отпуск, она пару дней отдохнет, а потом подумает над будущим. Вилла для них с Юханом слишком велика, и Жанетт собиралась предложить Оке ее продать. Она думает о большой квартире Софии в районе Сёдермальм. Вот бы ей подыскать нечто подобное. Она надеется, что Юхан не слишком отрицательно отнесется к идее переезда в город.

Ее размышления прерывает звонок в дверь, и она идет открывать.

За дверью оказывается совершенно незнакомый ей полицейский в форме.

– Здравствуйте, меня зовут Йоран, – говорит он, протягивая руку. – Вы Жанетт Чильберг?

– Йоран? – переспрашивает Жанетт. – В чем собственно дело?

– Андерссон, – уточняет он. – Йоран Андерссон, я из отделения полиции Вермдё.

– Ага, и чем я могу вам помочь?

– Дело в том… – Он откашливается. – Я работаю на острове Вермдё, и несколько дней назад у нас там был сильный пожар. Два человека погибли при обстоятельствах, выглядевших как несчастный случай. Ну, они мылись в бане и…

– И?..

– Сгоревшую внутри пару звали Бенгт и Биргитта Бергман, и то, что поначалу представлялось несчастным случаем, на самом деле, похоже, несколько сложнее.

Жанетт извиняется и просит его войти.

– Давайте сядем на кухне. Кофе?

– Нет, я ненадолго.

– Итак… Почему же вы здесь? – Жанетт заходит на кухню и усаживается за стол. Полицейский следует за ней.

Он садится у окна.

– Я навел о них справки и почти сразу увидел, что вы допрашивали Бенгта Бергмана по поводу изнасилования.

– Да, верно, – кивает Жанетт. – Но это ничего не дало. Его отпустили.

– Да… а теперь он мертв, поэтому… Когда я позвонил его дочери и рассказал о случившемся, она отреагировала… ну, как бы это сказать?

– Странно? – Жанетт думает о собственном разговоре с Викторией Бергман.

– Нет. Скорее равнодушно.

– Йоран, простите меня. – Жанетт начинает терять терпение. – Почему же вы приехали сюда?

Йоран Андерссон наклоняется над столом и улыбается:

– Ее не существует.

– Кого не существует? – У Жанетт внутри возникает неприятное ощущение.

– Что-то в этой дочери вызвало у меня любопытство, и я навел о ней справки.

– Что же вы обнаружили?

– Ничего. Ноль. Нет ни в одном регистре, ни единого банковского счета. Вот так. Более чем за двадцать лет Виктория Бергман не оставила после себя никаких следов.

Вообще-то сильная осенняя буря больше подошла бы для захоронения урны с прахом Бенгта и Биргитты Бергман, однако сияет солнце и Стокгольм показывает себя с самой лучшей стороны.

Деревья в Холерном парке[88]радуют глаз всеми мыслимыми оттенками – от золотисто-коричневого до бордового, однако красивее всего выглядят темно-зеленые листья кленов.

С Нюнесвэген она сворачивает на Суккенвэген, едет прямо, проезжает под мостом, мимо станции метро и цветочного магазина, и еще через сто метров наконец поворачивает направо и вскоре попадает прямо на стоянку возле Лесного кладбища.

Здесь стоит с десяток машин, но она знает, что ни одна из них не принадлежит кому-либо из участников церемонии. На ней присутствовать будет только она.

Она заглушает мотор, открывает дверцу и выходит. Воздух прохладный и свежий, и она с удовольствием делает несколько глубоких вдохов.

Мощеная пешеходная дорожка между высокими деревьями ведет к комплексу зданий, включающему крематорий и монументальный поминальный зал. София проходит мимо сидящей на скамейке и тихо беседующей пожилой пары. Справа от часовни стоит большой крест, отбрасывающий на газон мрачную темную тень.

Уже издали София видит пастора, серьезного, со склоненной головой.

На земле перед ним – урна для праха двоих.

Из темно-красного вишневого дерева. Тленный материал, как было написано на домашней страничке похоронного бюро.

Чуть более тысячи крон.

Пятьсот крон на человека.

Присутствовать будут только они. Она и пастор. Так она решила.

Никакого оповещения о смерти, никакого некролога. Спокойное прощание, без слез и сильных эмоций. Никакой сглаживающей речи о примирении или неуклюжей попытки вознести покойных до чего-нибудь, чем они никогда не являлись.

Никаких воспоминаний, награждающих их добродетелями, которыми они не обладали, или представляющих покойных ангелами.