– Чем мажется? – не поняла Лёня, уже высвободившаяся из пальто. Пальто она аккуратно сложила рядом с собой.

– Красками мажется, – сказал Рыб и отвернулся к окну.

– Наш Рыб имеет в виду косметику. Он принципиальный противник макияжа, – галантно пояснил я.

Она вздрогнула и кивнула. По-видимому, соображение о карасе, являющемся принципиальным противником макияжа, не укладывалось в ее бедной глупой головке.

– Он не всегда был Рыбом, – продолжил я свои пояснения, – когда-то давно он был школьным учителем. Поэтому…

Меня прервал Жаб, прискакавший в кухню на всех четырех лапах, из которых одна была чуть короче остальных.

– Умаялся, – буркнул он, вспрыгнул на подоконник и завозился в своей миске, умащиваясь. – В жизни так не уставал. Спать буду. Если что, – добавил он, на минутку высунувшись из-под своего полотенца, – меня не будить. Даже если пожар.

– Аппарат ты хоть выключил, не забыл? – спросил я, он пробормотал нечто неразборчивое и захрапел.

Я пошел в ванную проверить, выключил ли Жаб аппарат живомертвой воды. Конечно, забыл. Я перекрыл воду и отсоединил питание. Хоть в аппарате и установлен вечный двигатель, все же энергию надо экономить. Даже вечность когда-нибудь да кончится.

Лада в Бабушкиной комнате препиралась о чем-то с Вороном. Паук верхом на Петухе с интересом следил за их перепалкой, Домовушка собирал с полу мусор и то и дело нырял в шкаф с полным ведерком, а выныривал оттуда с пустым, Пес, как всегда, вздыхал. Он единственный обратил на меня внимание.

– Ну что, – спросил он гулким шепотом, – доходит до нее что-нибудь?

– Еще не приступал, – отозвался я, разворачиваясь.

– А этот, новенький, как? – задержал меня Пес. – Буйствует?

– Ой, я и забыл про него! – спохватился я. – Наверное, не буйствует, а то слышно было бы.

По дороге в кухню я взглянул на Крыса. Тот мирно спал, согнувшись в три погибели, потому что лечь вытянувшись в клетке он не мог – не хватало места, свернуться же клубочком он почему-то не захотел. Или не умел. Больную лапу он просунул сквозь прутья клетки.

Я подумал, что, когда он проснется, его надо будет подлечить и покормить, ведь при трансформации расходуется много энергии. Тут же вспомнил, что и сам сегодня не ужинал. А с вечера, должно быть, прошло уже несколько месяцев, если не лет – при такой-то скорости движения солнца по небу!

Тут я даже застыл на месте, пораженный. Мне в голову пришло одно обстоятельство, настолько очевидное, что было странно, как это я не додумался раньше.

Ведь это же не Солнце движется по небу, а Земля вращается вокруг своей оси! Чем и объясняется смена дня и ночи, а также и движение времени!

А если время для нас течет иначе – для нас, в нашей квартире, – то это значит, что мы вращаемся не вместе с земным шаром, а отдельно от него! С другой скоростью, то есть быстрее или медленнее! А в таком случае нас должно разорвать центробежной силой, да и сам дом, в котором находится наша квартира, должен бы разрушиться по причине нашего выпадения из трехмерного пространства, как если бы из середины его (здания) вырвали кусок.

Правда, Ворон как-то обмолвился, что действие магических законов нарушает действие законов физических. Может быть, именно это и происходит сейчас? В отличие от физических законов, объективно действующих, законы магии действуют субъективно и избирательно. Поэтому продукты в комнате, сваленные на пол при падении стола, протухли и воняли теперь чрезвычайно, в то время как мы, обитатели квартиры, еще даже не успели как следует проголодаться!..

На всякий случай я решил больше на эту тему не думать, потому что голова моя от размышлений вспухла и грозила взорваться.

Лёня сидела на краешке лавки, подложив под себя ладошки, вся в напряжении таком, что вот только тронь – и лопнет, как слишком туго натянутая гитарная струна.

– Ну что? – спросила она меня, старательно отводя взгляд. Ее здравый смысл протестовал против возможности вести беседу с котом, и она пыталась сохранить разум и не сойти с ума. – Мне кто-нибудь объяснит, почему я не могу пойти домой?

Некоторое время я толковал о магионах, о хронофагах и хроностазионах, о нашем многострадальном шкафе-хроностазисе, потом сдался. Она ничего не соображала.

– Идем глянем, – предложил я. Мне и самому было интересно посмотреть. – Только ни шагу, поняла? Опасно для жизни!

Я подвел ее к двери, сам стал впереди, осторожно сдвинул засов и потянул дверь на себя.

Ничего не произошло.

Тогда я полностью открыл дверь и, потрясенный, замер.

За дверью не было лестничной площадки.

За дверью не было света.

И темноты тоже не было.

Там кружились световые водовороты (или, может, назвать их световоротами?), они переливались всеми цветами радуги, свивались и разделялись, пушились сполохами и вытягивались тонкими нитями. В одном из све-товоротов мелькнул фрагмент лестницы, в другом – ступенька, в третьем я различил кусок стены возле лифта на втором этаже, потому что явственно виднелось неприличное слово, нацарапанное там неизвестно кем и неизвестно когда.

Все это выглядело прекрасным и пугающим.

Лёня за моей спиной издала сдавленный стон.

Я захлопнул дверь.

– Как видишь, дороги пока что нет. Подожди, пока Лада не справится со временем, тогда сможешь пойти домой. Если он еще будет, твой дом-то.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она жалобно и вместе с тем вызывающе.

– Ну неизвестно же, сколько там времени пройдет. Может, год, может, два, а может, все сто.

– Ты врешь! – закричала она, хватаясь за пальто. – Вы все тут с ума посходили! Ну и сходите дальше, а я домой пойду!

Но не тут-то было!

В мгновение ока я сплел сетку из магионов и спутал Лёню по рукам и ногам.

Она не могла пошевелиться и только прохрипела:

– Отпусти меня!

– Скажи «пожалуйста», – потребовал я.

Она побрыкалась немножко, потом выдавила из себя нужное слово.

– А теперь пообещай, что ты никуда не пойдешь. Дай честное слово, и я тебя отпущу, – не сдавался я.

Лёня еще немножко посопротивлялась, потом согласилась на мои требования и дала честное слово ничего без разрешения (моего или Лады) не предпринимать. Я освободил ее, сделав вид, что поверил ее честному слову. То есть я и в самом деле поверил, потому что она не производила впечатления злостной обманщицы, но на всякий случай наложил на дверь охранительное заклятие. Так что даже и Лада могла теперь открыть дверь с очень большим трудом, а больше никто не смог бы. Я ведь хоть и начинающий маг, да зато талантливый. (И я не боюсь повториться! Я готов констатировать истину снова и снова!)