Лада, опомнившись, заверещала:

Нет, Пес, нет, не смей!.. Ты ж его убьешь!.. Кот, скажи ему!..

– Что я могу ему сказать! – огрызнулся я. Разумеется, человеческим голосом. – Он меня не услышит!

После чего Лёня хлопнулась в обморок. Самым натуральным образом.

Никогда прежде я не видел обмороков. То есть я читал в книгах, что дамы или барышни, случается, теряют сознание, падают без чувств в минуты душевных переживаний, или от неожиданности, или еще по какой причине. Но чтобы на моих глазах человек вдруг позеленел и упал – на ровном, или почти ровном, месте – такого не бывало. И я растерялся.

Я растерялся, не зная, за что хвататься и кого спасать: Ладу, вспрыгнувшую на тахту и пронзительно верещавшую; Лёню, бывшую бледно-зеленого, как молодая травка, цвета, валяющуюся на ковре; Пса, вступившего в единоборство с неведомым врагом; или неведомого врага, с которым дрался наш славный Пес, стремительный и смертоносный.

Растерянность – это мне обыкновенно несвойственно. Скажу без хвастовства: я редко бываю растерян или сбит с толку. Когда я не знаю, как поступить в том или ином случае, я спокойно отхожу в сторонку и предоставляю решать проблему кому-нибудь другому. И не принимаю обвинений в безответственности. Я не безответственен. Я – разумен.

Но в ту минуту, когда судьбы будущего, образно выражаясь, зависели от меня – потому что в случае гибели кого-нибудь, все равно кого, Лада теряла свои наследственные права, а все мы практически теряли надежду вернуть себе человеческий облик, – в ту минуту, повторяю, я растерялся. Я чувствовал, что самоустраниться не имею права, потому как они тут вполне могли поубивать друг друга. Кто-то должен был вмешаться в ситуацию!

Однако – опять же без хвастовства, просто констатируя факт, – в растерянности я пребывал недолго. Ровно столько, сколько нужно коту, чтобы вспрыгнуть на спинку кресла, выгнуть спину дугой, поставить трубой распушенный хвост и издать протяжный (и, если честно, испуганный) вопль. Минуту, не более.

По истечении этого времени я вспомнил, что я все-таки мужчина, хоть и кот, и что под моей мягкой и пушистой шкуркой бьется отважное сердце. И я взял себя в руки, то есть в лапы, принял достойную позу: спина ровная, хвост параллельно полу, слегка подрагивает, когти спрятаны, усы топорщатся, голос не дрожит – и рявкнул:

– Слушай мою команду, Пес! Смирно!

Он не услышал. Или услышал, но отпустил своего неведомого врага лишь на мгновение, а потом они опять сцепились и продолжали кататься по ковру. Разве что направление их движения изменилось – теперь они катались не от стенки к стенке, а от окна к двери.

Я и тут не растерялся: быстро открыл дверь пошире, они выкатились в коридор, я выскочил за ними и захлопнул за собой дверь. Теперь Лада должна была опомниться. А когда она опомнится, то поможет и своей гостье прийти в чувство. У меня же теперь была другая задача или, вернее, две задачи: спасти жизнь Пса и не дать ему совершить смертоубийство. Как видите, задачи почти взаимоисключающие.

Эти двое катались теперь по коридору. Домовушка, все еще тараканом, уворачивался с их пути и никак не мог увернуться окончательно. Час от часу не легче – теперь Домовушке грозила опасность быть раздавленным, и опасность весьма серьезная. Рискуя собственной шкурой, я ринулся наперерез рычащему клубку сплетенных, «как пара змей»[11], обнявшихся «крепче двух друзей»[12]тел, молниеносно и осторожно подхватил мечущегося таракана в зубы и отпрыгнул в кухню. Там я уронил Домовушку, на лету перекинувшегося в гуманоида.

А клубок тел, со всего маху ударившись о входную дверь, распался на составляющие. Составляющие сидели и смотрели друг на друга несколько помутневшими глазами – они были в легком нокауте. Одной из составляющих был, конечно, наш Пес, весьма потрепанный, и морда его покрыта была кровавой пеной. А вот вторая составляющая…

О второй составляющей надо поговорить особо.

Это была белая крыса, крыса-альбинос, с красными глазами, с розовым носом и розовым длинным голым хвостом. Уменьшить бы ее раз в пять, и получилась бы обыкновенная белая крыса. Крупная. Таких держат в школьных живых уголках, а некоторые любители даже заводят таких дома в качестве pets. Но в пятикратном увеличении это был монстр, и Пес, разглядев наконец, с кем он так отважно сражался, помотал головой и даже слегка попятился, заскулив несколько истерически.

Крыса тоже была потрепана, и одна ее передняя лапа была прокушена и висела плетью. Но глаза горели жаждой крови, зубы скалились в кровожадной гримасе, видно было, что еще чуть-чуть – и она, отдышавшись, снова ринется в бой, и бой этот закончится только со смертью одного из его участников. Чего допустить было ну никак нельзя.

К счастью, я наконец вспомнил о своих способностях мага, пусть начинающего, но с большим потенциалом (что отмечала даже сама Лада). Я быстро сплел сетку из магионов, невидимую для обычного глаза, непроницаемую даже для воздуха, и набросил эту сетку на крысу. Та, отдышавшись, ринулась в бой, запуталась в сетке и упала. Я покрепче затянул узел.

К сожалению, маг я все-таки только начинающий, поэтому простенькое заклятие обездвиживания или еще какое-нибудь в этом роде для меня недоступно. Я еше не умею работать с живыми объектами. Разумеется, за исключением умения устраивать обычные кошачьи пакости. Но у крыс, как и у мышей, на таковые врожденный иммунитет. Все же сетка не позволяла крысе в течение какого-то времени проявлять агрессивность и даже не очень позволяла дышать, так что у меня появилась возможность для принятия радикальных мер.

– Домовушка, – крикнул я, – у нас есть клетка? Или что-то вроде клетки, достаточно прочное? Или даже непрочное, а я укреплю, пока Лада не очухается и не поможет…

Домовушка согласно кивнул и кинулся в Бабушкину комнату. В шкаф.

Вернулся он мгновенно, правда, с грохотом и звоном – что он там уронил, я пока не стал разбираться, – и тащил в лапках вполне приемлемую проволочную клетку размером метр на метр и метра полтора в высоту.

– Вместится ли? – озабоченно спросил он. – Таковое чудище-то?

– Влезет, – буркнул я, – укоротим, если что.

Крыса влезла в клетку еле-еле, хвост пришлось пропустить через прутья. Я наложил на проволоку укрепляющее заклинание, надеясь, что ничего не перепутал, и убрал магионную сетку. Крыса вздохнула и начала ругаться неприличными словами. Судя по голосу, это был Крыс – бывший возлюбленный Лады.

– Да, – сказал я, – хомячок. Свинка морская. Грызун. Уж лучше бы он оказался бобром.

Только сейчас мы смогли перевести дух, и только сейчас обнаружили еще одного нашего домочадца в состоянии плачевном, приближающемся к трагическому.

На полу при последнем издыхании лежал расплющенный Жаб. Любопытство погубило его: как я узнал после, он спрыгнул с подоконника, где ему велено было сидеть тихо, как мышке, и отправился в коридор – посмотреть, что происходит и почему это Лада визжит так громко. В коридор он попал как раз в тот момент, когда из комнаты вылетели сцепившиеся в клубок Пес и Крыс. И не успел отскочить.