Однако посох он снял и стал опираться на него, словно настоящий путник.

Когда странствуешь ночью, время течет медленнее и тянется немилосердно. Не на что смотреть. Везде лишь тьма разных оттенков. Пятна, на которые перемещается взгляд, быстро начинают выглядеть как угроза. Мы шли и шли, пока от корзины у меня не начали болеть плечи и я не почувствовал, как она тяжела.

А потом мы шли дальше.

Наконец я спросил Бруса, когда мы отдохнем.

– Полночь еще далеко, – ответил он. – Ночь только началась.

То есть не прошло даже часа. Я был уверен, что уже почти час волка и что скоро рассвет.

Порой ноги наши начинали погружаться в чавкающую грязь: приходилось обходить такие места. Болота воняли, над ними кружили стаи невыносимо жалящих москитов.

До утра мы прошли еще довольно долго, а место для остановки нашли, когда уже развиднелось.

Мы пригнули верхушки нескольких молодых деревцев, связали их шнуром над местом, где было чуть больше травы, чем грязи. Внутри шалаш мы выложили ветвями и охапками камыша.

Мне казалось, что болота бесконечны.

Следующие ночи были подобны первой. Что хуже, мы петляли вокруг похожих озер и среди подобных друг другу куп деревьев или одинаковых кустов. Я начал подозревать, что мы давно потеряли направление и ходим кругами. Я боялся, что будем так ходить, пока у нас не останется воды, потом еды – и тем-то наше бегство и закончится. Примемся пить рыжую воду из болотных ям, пока не падем оба от голода и болотной горячки.

Потом я стал бояться, что, бродя болотами, мы наткнемся на урочище. Я старался высматривать его знаки: поставленные в круг древние камни, странно изогнутые деревья, растущие кругом, густую растительность – или же круглые площадки лысой земли, на которой ничего не растет.

Но ничего такого мне не попадалось.

* * *

Когда через несколько дней болота наконец закончились и начался сухой, пропахший смолой лес, я почувствовал сильное облегчение. Однако быстро выяснилось, что путешествие лесом настолько же изматывает, как и путь в болоте – хотя здесь идти несколько быстрее. Нам не приходилось обходить трясины, зато отсутствовала вода. У нас осталось только по одной баклаге, что означало: вскоре мы будем страдать от жажды. К тому же я чувствовал, что весь покрыт пылью и высохшим потом, что кожа моя свербит от грязи.

Когда горизонт засерел, Брус показал мне, как находить деревья, в которых есть немного воды, и как собирать ее, надрезая ветви. Показал, как выглядит ядовитый плющ, которого лучше избегать, как находить коренья и орехи, пригодные для питания, и какие листья лечат воспалившиеся раны.

Я потерял ощущение времени.

День, ночь, день, ночь.

Мне казалось, что я не помню света солнца. В одну из ночей пошел дождь. Мы мылись под его струями, растянули плащи так, чтобы те впитывали воду и позволяли ей стекать в подставленный котелок. Мы потеряли изрядно времени, но, по крайней мере, наполнили баклаги.

Однажды ночью мы вышли на бегущий сквозь лес тракт и решили пройти по нему хотя бы часть пути, пока не сориентируемся, где находимся. Брус вынимал «глаз севера» через какие-то промежутки времени, но мне не нравилось его непроницаемое выражение лица, когда он поглядывал то на амулет, то на звезды.

Идя вдоль тракта, мы наткнулись на солдат. Было их двое, и сразу стало понятно, что это не патруль, и они не принадлежат к победителям.

Это были наши солдаты.

Встретили мы их перед самым рассветом.

Они стояли на дороге. Один с копьем в руках, второй с мечом. Не было у них ни щитов, ни панцирей, голова одного перевязана пропитанной кровью тканью.

– Кто вы такие? – крикнул тот, что с копьем, едва нас увидав.

– Сворачиваем в лес, – прошипел Брус.

Из леса, однако, вышли еще трое, ровнехонько из того места, куда мы собирались свернуть.

Эти носили фрагменты доспехов, но настолько ржавые и грязные, что их цвета было не разобрать. Выглядели они так же несчастно. Я уже знал, что они не перешли на сторону Подземной, а потому обрадовался, увидев их.

– Я спрашивал, кто вы такие? – закричал копейщик. – Селяне?

– Да получше тебя, солдат, – рявкнул Брус. – Отряд, звание, имя?!

Они встали вокруг нас. Как-то нагловато, с мечами в руках. Это мне не понравилось.

– Нынче, – отозвался один из них, с перевязанной рукой, носивший погнутый шлем, – это, пожалуй, тимен «Мертвяков», нет?

– Позвольте нам пройти, – попросил я. – Мы тоже убегаем от армии Нагель Ифрии.

– А разве мы куда убегаем? – сказал другой солдат. – Куда бежать? Мы уже трупы. Где ты был, когда нас били? Когда свои бьют своих, миру, думается, конец. Теперь только своя задница важна.

– Что у вас в корзинах? – Копейщик нервно облизал губы. – Поставьте их на землю и ступайте себе.

– Не, – отозвался еще кто-то. – Оне нас видывали. А бают, шо таких, как мы, господин, жертвуют на Башнях. И платят за вести.

Брус отстегнул корзину и поставил ее на землю.

– Делай, как я, – сказал. – Сними корзину, Арджук.

Я снял корзину и едва успел ее поставить, как раздался свист.

Когда поднял глаза, копейщик шагал вслепую, с расставленными руками, а из его рта текла кровь.

Я видел, как Брус поворачивается с мечом в одной руке и посохом во второй, как на него обрушиваются двое солдат, размахивая мечами, а остальные бросаются в мою сторону. Я провернул кончик посоха и взмахнул им, чувствуя, как клинок высовывается с другого конца и блокируется защелкой. Солдат, стоявший ближе ко мне, закрылся мечом, а потому я ударил его другим концом повыше локтя и ткнул копьем в лицо.

Закрутил посох вокруг тела и воткнул клинок ему в живот раньше, чем он успел понять, что я делаю. Я тысячи раз делал это разными копьями или палицами с обернутым кожей концом, но впервые почувствовал, как острие входит в тело.

Солдат вытаращился, глядя в остолбенении, как красная сталь выскальзывает из его внутренностей, а потом я влупил ему в висок вторым концов посоха, чтобы убрать его с дороги. Второй, стоявший за ним, успел, однако, заслониться от удара копья и оплел его рукой, поймав клинок где-то у себя под мышкой.

Я провернул свой конец и выхватил меч, после чего ударил его в висок. Он заслонился своим щербатым клинком, и в этот момент раздался металлический лязг, и шею его внезапно оплела цепь с мелкими звеньями. Я отскочил в сторону, воткнув меч ему глубоко под мышку.

Брус стоял над подергивающимися на тропке солдатами, а цепь спускалась из конца его посоха странника. Он дернул им назад, опрокидывая солдата, и расплел цепь, втянувшуюся внутрь, после чего надел деревянную заглушку и закрутил ее. Спрятал с другой стороны меч, и посох вновь стал лишь посохом.