Десять лет назад нам нужно было забить два гола в ворота «Олимпиакоса» в течение последних девяти минут. Сейчас нам нужен был только один. Подавленного ропота толпы как не бывало. Вернулось ревущее красное море. Я только что забил свой сорок первый гол в 130-м матче Лиги чемпионов. Я жаждал забить сорок второй.

Стерлинг угрожал швейцарцам, кружа и поворачивая то туда, то сюда. Мяч отскочил на Джордана Хендерсона. «Энфилд» бурлил уверенностью, когда Хендресон принял снаряд на грудь, а затем с полулета отправил его в ворота. Мяч полетел в сетку, но вратарь, вытянувшись в струнку, сложился и отбил его.

Последние несколько минут пролетели слишком быстро. Мы напрягались и не жалели сил, но тут, к нашему страшному разочарованию, услышали финальный свисток. Я рухнул на колени. Волосы у меня промокли от пота и дождя. Я вытер лицо, но не встал. Все кончено. Мне уже больше не сыграть в матче Лиги чемпионов.

Пришло время все обнародовать. Я уже сообщил в клубе, что к концу июня 2015 года я уезжаю в Америку. Я мог бы и не рассказывать, но это было бы несправедливо по отношению к главному тренеру. Неопределенность моего будущего стала главным пунктом повестки дня. Брендана об этом постоянно спрашивали. Мне пришлось сказать Струану:

– Я хочу, чтобы первым о том, что я собираюсь уходить, узнал Брендан, а потом клуб может решать, как поступать с этими новостями.

Поэтому я отправился к Брендану и рассказал ему. Я не стал говорить о том, что понял, что мой уход неизбежен, в тот зловещий вечер, когда я оказался на скамейке запасных в Мадриде. Я заявил:

– Хочу сказать вам прямо сейчас, с глазу на глаз, наедине, что ничего не изменится. Я буду так же упорно каждый день тренироваться, и я всегда готов попытаться и сделать все возможное и сейчас, и до конца сезона. Я буду выкладываться по полной.

Эта беседа, как и все разговоры с Бренданом, была преисполнена взаимного уважения. Из Бостона мне позвонил президент клуба, Том Вернер. И с Томом, и с Джоном Генри я хорошо ладил, и они как владельцы клуба относились ко мне неплохо. Судя по голосу, Том был горько разочарован и удивлен тем, что я собрался уходить. Но он был очень любезен. Он спросил меня о причинах, и я ему все объяснил, подчеркивая, что пару лет в Америке будут полезны и мне, и моей семье. Мы минут двадцать неплохо поболтали, и я собираюсь поддерживать связь и с ним, и с Джоном. Всякий раз, приезжая в Ливерпуль, он всегда приглашал меня на чашку кофе, чтобы ввести в курс своих планов. По-моему, с Fenway «Ливерпуль» в хороших руках.

Еще до того, как я публично объявил эти новости, телефон Струана начал звонить. До других клубов дошли слухи, что я, возможно, ухожу из «Ливерпуля». Первое предложение о переговорах поступило от турецкого клуба «Бешикташ» и Славена Билича, который тогда был их главным тренером. Следующим был «Монако». Они очень настаивали. В «Пари Сен-Жермен» тоже были очень заинтересованы. Пару раз Струану звонил Давид Моейс, чтобы узнать, не заинтересован ли я играть за «Реал Сосьедад».

Звонили из нескольких английских клубов, но я не стал бы играть против «Ливерпуля». Интерес проявлял и «Тоттенхэм», а их главный тренер Маурисио Почеттино просил держать его в курсе. Приятно было услышать, что Почеттино все еще ценит меня. Я был уверен, что смог бы еще год играть в Премьер-лиге, но не было смысла так суетиться, чтобы пройти все это снова с «Тоттенхэмом». Струан знал, что я не хочу играть против «Ливерпуля». Меня немного заинтересовали предложения «Пари Сен-Жермен» и «Монако», и у меня проскакивали мысли о том, чтобы остаться в Европе. Но как бы я смог вернуться на «Энфилд», если бы пришлось играть матч в евротурнире? Так что я четко все объяснил Струану. Я сказал:

– Никаких вариантов. Я не хочу оставаться в Европе. Пришло время что-то изменить.

Из «Катара» пришло крупное предложение, так же были и другие запросы с Дальнего Востока. Но мы уже провели первую стадию переговоров с представителями Высшей футбольной лиги, и я был уверен, что «Лос-Анджелес Гэлакси» – лучший вариант для меня. Оставалось только сделать заявление прессе и фанатам. В заявлении, опубликованном 2 января 2015 года, подтверждалось, что в конце сезона я ухожу из «Ливерпуля» и еду в Америку. Меня очень тронули все похвалы и почести, которые почти тут же посыпались на меня.

После ничьей с «Лестер Сити» в новогодний день я еще дал интервью Клэру Рурку с Liverpool FC TV. В первом тайме мы выигрывали со счетом 2:0 после обоих забитых мною пенальти. Но после перерыва «Лестер» забил два быстрых гола. Мне хотелось только одного – чтобы интервью закончилось. Спустя несколько дней его покажут на канале клуба. Еще до начала съемок я чувствовал, будто язык проглотил. Мне пришлось напомнить Клэру, что мы будем проводить интервью только при условии, что оно не будет чересчур эмоциональным. Клэр был мил, но интервью все равно задевало мои чувства.

– Я всегда понимал, что когда-нибудь это кончится, и это решение вызовет бурные эмоции, – сказал я. – И вот это случилось – и у меня странное ощущение. Я думаю о себе и о клубе как о едином целом. Это решение далось мне нелегко, но факт в том, что летом мне будет тридцать пять. Я надеюсь, что однажды я вернусь.

Тут я понял, что уже начал заранее прощаться с клубом, который я любил всю свою жизнь. Я не был уверен, что смогу выдержать такие глубокие переживания еще пять месяцев. Мне уже было очень трудно говорить об уходе, а ведь год только начался.

– Мне уже не двадцать четыре, – продолжал я, стараясь вновь перейти к практической стороне дела. – Мне бы хотелось, чтобы мне было двадцать четыре. Мне бы хотелось повстречаться с Бренданом, когда мне было двадцать четыре, потому что тогда я бы сидел здесь и говорил о том, как много титулов мы завоевали вместе. Но на самом деле Брендан пришел в клуб, когда мне уже стукнуло тридцать два.

Клэр планировал зачитать кое-что из хвалебных отзывов главного тренера и моих товарищей. Мне пришлось покачать головой, говоря:

– Это меня подкосит.

Но Клэр все же прочитал несколько трогательных слов от Маргарет Аспиналл из группы поддержки семей погибших на «Хилсборо». Я не мог говорить. Я просто потерял дар речи. Я чувствовал, что у меня наворачиваются слезы, и я чуть ли не онемел, но сделал глубокий вдох и взял себя в руки:

– До конца сезона у нас будет много времени для слез и проявления чувств. Сейчас моя цель – хорошо закончить сезон лично для себя, а еще добиться чего-то для команды и попытаться подбодрить фанатов. Для них, как и для всех нас, выдались непростые полгода… но мне ничего так не хочется, как уйти с трофеем и оставить клуб в лидерах. Мы попытаемся добиться трофея и на время забыть о Стивене Джеррарде.

В понедельник, 5 января 2015 года, мы показали достойную английского футбола игру. Матч третьего этапа Кубка Англии между «Уимблдоном» и «Ливерпулем», проводимый на небольшом стадионе «Кингсмедоу» в Норбитоне, пробуждал воспоминания о финале 1988 года на «Уэмбли». Это было в тот год, когда мне было восемь, и «банда психов» «Уимблдона», к моему ужасу, обыграла «Ливерпуль» 1:0. За прошедшие с тех пор 27 лет, соответствующие тому сроку, что я провел в «Ливерпуле», в «Уимблдоне» сменялись владельцы, клуб покупали, он переехал в Милтон-Кингс, где его переименовали в «Милтон Кингс Донс» и сделали новый бренд. Я понимал и разделял негодование и солидарность фанатов прежнего «Уимблдона», которые отказывались мириться с его видоизменным образом. Они начали все сначала как «Уимблдон». Они медленно, но верно проходили все этапы, чтобы добраться до лиги. Сейчас этот футбольный клуб вновь профессиональный и играет в аналоге бывшего четвертого дивизиона Англии.