Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гордая шлюха! Смешно! — пытался ёрничать парень. — Я ее трахал! Во все места трахал! А теперь больно надо! После других брезгую до нее дотрагиваться! Видимо, вы одобряете теперешнюю профессии дочки. Главное, денег побольше заработать... Можете радоваться! Сегодня ночью Светка ублажала самого мэра города! Сам Епифанцев ей в рот вставлял!
У женщины потемнело в глазах…
— Что-что ты сказал?!
— Сегодня ночью Светка с мэром трахалась! — послушно повторил парень. — Вот мне даже фотку скинули. Они тут выходят из отдельной ложи ресторана, чтобы отправиться в номер. — Кирилл сунул под нос потрясенной женщине мобильный телефон.
Света была прекрасна! Печальна, бледна, но прекрасна и держала под руку человека, обогатившегося за счет разработок ее отца и так жестоко унизившего саму Татьяну Алексеевну, когда она пришла просить за Тему. В грудь словно ледяной кол забили… Как же больно, невыносимо просто!!! Последние краски покинули и без того бледное лицо женщины, ноги подкосились, и она сползла по стене на пол, из губ вырвался вой. Так, наверное, звери воют, угодившие в капкан...
— У-у-у! Только не этот человек! У-у-у! Не этот мерзкий дву-у-уличный пау-у-ук! — продолжала выть старшая Устюгова, закрыв перекосившееся лицо руками. — Кто у-у-угодно, только н-не он! — Потом пальцы прошлись вниз, царапая кожу щек, шею. Она задыхалась, пыталась разодрать пальцами свою грудь, ведь там так нестерпимо жгло и болело...
— Вам плохо?! — испуганно блеял Кирилл Пешеханов. Женщина вела себя, как умалишённая.
Ирина Николаевна сидела в кресле своего кабинета, на красивом лице застыла скорбная усмешка. Было ощущение, что мир рушится, наступил тот самый Армагеддон, и теперь все вокруг распадалось мелкими осколками, разлетаясь в бескрайние просторы вселенной. «Скоро и эти стены начнут рассыпаться, — с каким-то равнодушием думала хозяйка модельного агентства «Соблазн», — они-то меня и погубят, я задохнусь под тяжестью своего же детища. Смешно».
В дверь постучали, прерывая ее безрадостные мысли, и, не дожидаясь ответа хозяйки, в проеме показалась лысая башка любимого братца-гада, из-за которого все пошло кувырком.
Внутри вспыхнули отголоски еще час назад бушевавшей стихийным бедствием злости. Попадись ей Юрик тогда — собственными руками задушила бы. Все из-за него, этого бритоголового обормота, заботу о котором она зачем-то возложила на свои хрупкие плечи! Надо было его в детдом сдать и жить в свое удовольствие! Нет, она не смогла! Родная кровь не водица, да и в детстве Юрик был еще тем симпатягой... Разве бросишь такого, особенно зная, что сама никогда не сможешь родить?! Но как же братец ее временами бесил... Нет, он не пил, не кололся, со всяким сбродом не шлялся, деньги из нее не тянул, вроде бы, даже слушал, что говорила старшая сестра, но делал, млять, все по своему! А потом широко, от уха до уха улыбаясь, ставил ее перед фактом, вынуждая смириться и принять его решение.
— Привет сестренка! — Cейчас он тоже улыбался, будто все прекрасно и на них не обрушилась машина государственных проверок, которую послал движимый гневом главный человек города. Ведь они найдут, до чего докопаться. Девочки, пригрози им или денег дай, вряд ли станут молчать. А Юрик, знай, лыбу давит, прямо как в детстве, когда вместо портфеля купил себе щенка... Она хотела спустить их обоих с лестницы, но брат был такой радостный, жалко его стало... И сейчас Ирина Николаевна снова растерялась, не зная, как реагировать на такую улыбчивую наглость. В дверном проеме показался теперь не только ее любимый братец, но и его новый щенок — точнее, белобрысая сучка — виновница всех их несчастий. Они держались за руки. Новая волна злости прошлась по телу, вынуждая хозяйку модельного агентства «Соблазн» сжать в бешенстве зубы. Ее жизнь полетела прахом, а они держатся за ручки, словно влюбленные голубки!
— Здравствуйте, Ирина Николаевна! — Белобрысая сучка дрожала и так же, как памятный щенок, жалась к Юрику, словно ища у него защиты, но смотрела твердо, с только ей присущим вызовом: «Я королева и все тут!»
— Ириш, есть серьезный разговор… Надеюсь, полиция тут не успела поставить прослушку?!
— Черт их знает! Лазили везде, даже стены простукивали, изъяли сейф, все бумаги и компьютер.
— На всякий случай проверю...
Юрик отступил на шаг от графини Устюговой и стал, ища жучки, проходиться своими широкими ладонями по скрытым поверхностям стола, шкафов и других предметов.
— Юра-а-а, — застонала хозяйка модельного агентства «Соблазн», — ты хоть понимаешь, что полностью разрушил нашу жизнь?! И из-за кого?! Из-за мелкой блондинистой сучки, которую знаешь всего-то ничего!
Посмотрел прямо, улыбнулся, чертяка обаятельный.
— Ириш, я ее люблю…
Щенка он тоже любил, заботился о нем, утром пораньше просыпался, чтобы с ним погулять, кормил, мыл, чесал, а когда тот через 10 лет издох, Юрик, будучи уже здоровым лбом, ревел в своей комнате так, что подушка была мокрой от слез. Только свою сестру, заменившую ему мать, он всегда только использовал! Разрушил ее бизнес, всю ее жизнь, ради нового щеночка!
— Любишь... — Ирина Николаевна хлопнула ладонью по столу и подскочила со стула. — Да ты ее чуть больше месяца знаешь! Это нижепоясная любовь, которая скоро испарится! Сколько у тебя таких любовей было?! Вагон и маленькая тележка!
— Девок было много, не спорю, — вполне беззлобно ответил Юрик, — а любовей всего три. Сначала Ритка... Помнишь, мы в одном классе учились? Я с ней три года куролесил, искры во все стороны летели, но потом она в Москву уехала и нашла себе там нового хахаля... Потом Марина… Я жениться думал, но ей не по нраву пришелся род моей деятельности, она хотела денег и положения в обществе. И теперь вот Светка… Все остальные только для тела и приятного времяпрепровождения.
— А ты уверен, что эта не бросит тебя как Ритка и Марина?! Она же высокоблагородие княжна Устюгова! А ты...
Белокурая сучка тепло, проникновенно посмотрела на Юрика. С любовью, млять, посмотрела!
— А он самый лучший! — И опять на симпатичном личике возникло непонятное выражение вызова, будто темноволосая женщина-вамп, хозяйка модельного агентства «Соблазн», собиралась ей возражать и, что есть свет, поносить брата, которого сама же вырастила.
— Кто ж ее отпустит? — снова
