Вполне можно себе представить, что Август действительно руководствовался этим простым принципом, выбирая женщин для удовлетворения своей похоти. Его брак со Скрибонией был продиктован в первую очередь политическими мотивами. Брат Скрибонии, будучи приверженцем Помпея, поддерживал и его юного наследника Секста Помпея. Если бы Секст присоединился к триумвиру Антонию, положение Октавиана стало бы угрожающим. Но Октавиан предвидел опасность и предотвратил ее, посватавшись (через Мецената) к Скрибонии, сестре Скрибония. Ее брат дал согласие, и она вышла замуж за Октавиана, хотя ему было 23 года, а ей, уже дважды бывшей в браке, – за тридцать. От одного из мужей у нее были дети, в том числе и благородная Корнелия, безвременная смерть которой вдохновила Проперция на знаменитую погребальную элегию (iv, 11). В ней говорится, что, хотя к тому времени Август разошелся со Скрибонией, он неподдельно горевал о смерти Корнелии, из чего можно предположить, что с женой он расстался без ссор и скандалов. Все же развестить с ней ради красивой и соблазнительной жены Тиберия Клавдия Нерона, 17-летней Ливии, было жестоким поступком. Скрибония только что родила Октавиану его первого ребенка – Юлию. Кроме того, этот второй брак оказался в некотором роде проклятием для всей семьи Августа. Он посеял семена опасной зависти, раздоров и соперничества между двумя домами – Юлиев, происходивших от Юлии, дочери

Скрибонии, и Клавдиев, родственников Ливии. Тем не менее ясно, что Август женился на Ливии не по политическим соображениям, а вследствие глубокой страсти, и кроме того, она была более подходящей парой для молодого человека, чем Скрибония, которая была существенно старше Августа; Сенека называет ее («Письма к Луцилию», 70) gravis femina, то есть серьезной и уважаемой женщиной.

В третьем томе превосходной, но малоизвестной книги выдающегося ученого Адольфа Штара «Картины классической древности» (к сожалению, ее больше не переиздают) автор рассказывает нам жалостную историю Скрибонии и сравнивает ее трагическую судьбу с судьбой Ниобы, так как на ее глазах друг за другом ее дочь Юлия, единственный ребенок Августа, девушка больших дарований, и ее внуки, Гай и Луций Цезари, зачахли в ссылке или были унесены безвременной смертью. Одновременно Тиберий, сын ее ненавистной соперницы, Ливии, стал повелителем мира. Штар предполагает, вероятно справедливо, что ужасные раздоры в императорской семье нашли свое финальное выражение в мемуарах Агриппины Младшей, правнучки Скрибонии, и что недоброжелательные и односторонние рассказы Агриппины впоследствии использовал Тацит. Так в отдаленном будущем откликнулись любовь и брак Августа.

Однако римское общество не оскорбилось женитьбой триумвира на Ливии, так как подобные браки были широко распространены. Но пикантные подробности этого союза рассказывались повсюду. Кассий Дион сообщает (48, 44): «Ливия понесла от своего мужа Нерона и была на шестом месяце беременности. Когда Октавиан в нерешительности спросил верховных жрецов, допустимо ли жениться на беременной женщине, ему ответили: «Если беременность сомнительная, свадьбу следует отложить, но если она несомненная, против свадьбы не может быть никаких возражений». Возможно, такое правило было записано в их книгах; но если его не существовало, его следовало придумать. Муж Ливии дал ей приданое, словно был ее отцом. На свадебном пиру произошло забавное происшествие: один из красивых нагих мальчиков, которые в то время иногда прислуживали дамам, заметил, что

Ливия устроилась за столом ближе к Октавиану, чем к Нерону; он подбежал к ней и сказал: «Госпожа, что ты здесь делаешь? Господин вон там!» – и указал на Нерона».

Судя по всем признакам, брак Августа и Ливии был действительно счастливым. Тацит описывает Ливию весьма неблагоприятно. Кассий Дион, однако, говорит, что она оказывала лишь благодатное и утихомиривающее влияние на порой вспыльчивую натуру Августа (55, 14 и далее). Однако его замечание (54, 19), что Август «был также влюблен в красивую супругу своего друга Мецената», вероятно, не более чем безосновательная выдумка. Август никогда не проходил мимо красивого личика и прекрасно понимал, что его собственная жизнь, особенно в юности, вовсе не была образцом нравственности. В этом отношении еще одно замечание Кассия (54, 16), вероятно, лежит где-то рядом с правдой. Августу, в то время как он издавал свои законы против безнравственности, пришлось судить молодого человека, который жил вне брака с одной женщиной, а позднее женился на ней. «Август был в затруднении – он не мог ни закрыть глаза на этот проступок, ни вынести приговор. После долгих раздумий он вынес такой вердикт: «Гражданские войны своим следствием имели много несчастий; давайте забудем их и позаботимся, чтобы ничего подобного не случалось в будущем».

Но величайшим испытанием, которое настигло Августа в собственном доме и омрачило его старость, было чудовищное разочарование, в которое его ввергла любимая дочь Юлия. Мы не разберемся в этом происшествии, если не рассмотрим чуть подробнее личность этой загадочной женщины.

Светоний («Август», 64) так говорит о ее юности: «Дочь и внучек он [Август] воспитывал так, что они умели даже прясть шерсть; он запрещал им все, чего нельзя было сказать или сделать открыто, записав в домашний дневник; и он так оберегал их от встреч с посторонними, что Луция Вициния, юношу знатного и достойного, он письменно упрекнул в нескромности за то, что в Байях он подошел приветствовать его дочь». Ясно, что Юлия росла затворницей, почти что как в мусульманских семьях, в обществе своей суровой и величественной тетки Октавии и мачехи Ливии, которая едва ли собиралась скрашивать ей жизнь. И вполне возможно, что такая неестественная и нездоровая несвобода пробуждала в ней стремление к жизни, не знающей никаких ограничений. Но и достигнув зрелости, она была лишена права выбрать себе мужа по своей воле – дочь триумвира должна была покориться требованиям дипломатии. Ее первым мужем стал 17-летний мальчик Марцелл, племянник Августа; он был отпрыском рода Юлиев, и Август намеревался сделать его своим наследником. Юлии тогда было четырнадцать. Однако женой Марцелла она пробыла недолго. Очевидно, Марцелл был слаб здоровьем и умер в восемнадцать лет от лихорадки, которую не исцелило даже лечение в Байях (Сервий. Комментарий к «Энеиде», vi, 885).

О горе матери Марцелла и его дяди Августа было известно всем; панегирики почившему мальчику пели все августианские поэты, особенно Вергилий («Энеида», vi, 860). Тем не менее, юной вдове тут же пришлось вступить в новый дипломатический брак – на этот раз ее выдали за великого полководца и политика Агриппу, этого «Бисмарка эпохи Августа». Такой союз посоветовал Меценат; Август надеялся, что этот шаг раз и навсегда обеспечит будущее его династии. Разумеется, мнения Юлии никто не спрашивал. Она вышла замуж за человека вдвое старше ее, которому пришлось развестись с собственной женой, дочерью Октавии. Тем не менее, положение ее мужа должно было льстить ее амбициям.

Их брак продолжался десять лет, в течение которых Юлия родила пятерых детей – Гая и Луция, дочерей Юлию и Агриппину, а также испорченного и развращенного мальчишку Агриппу Постума, который родился после смерти ее мужа. Несмотря на рождение пятерых детей, сомнительно, чтобы этот брак был счастливым, столь отличались характером муж и жена. Все античные свидетельства (не только письменные, но также монеты и скульптура) дают понять, что Агриппа был суровым римлянином старого крестьянского склада. Плиний («Естественная история», xxxv, 4 [9]) рассказывает, что он был скорее неотесан, чем изящен. А не имея родословной, не был принят в аристократическом римском обществе, несмотря на свои громадные политические услуги нации и несмотря на то, что тратил гигантские суммы на украшение города, возводя храмы, бани, портики и сады. Он нисколько не походил на вдохновенного, утонченного гедониста, а его политические обязанности то и дело звали его прочь из Рима, отрывая от молодой жены. Юлия, с другой стороны, была испорченным отпрыском императорского дома: юная, очень красивая, полная энергии и одухотворенная, обладающая живым артистическим мышлением и горящая желанием наслаждаться жизнью и любовью.