вы мне сейчас об этом рассказываете?

И опять у Парвиса ни один мускул в лице не дрогнул.

– Ну, прежде всего, я думал, что вам известно гораздо больше… я говорю об обстоятельствах смерти Элуэлла. И, кроме того, сейчас об этом пошли разговоры, все дело опять разворошили. И я подумал: если вы ничего не знаете, то нужно открыть вам глаза. – Мэри молчала, и Парвис продолжил: – Видите ли, до недавнего времени никто и не знал, что дела у Элуэлла вконец расстроены. Его жена – гордая женщина; она боролась до последнего: нанялась на работу, шила на дому, пока хватало сил, а потом стала болеть – что-то с сердцем. А у нее на руках свекровь, дети, вот она и не выдержала и стала просить о помощи. Таким образом, дело это опять всплыло, за него ухватились газеты, была организована подписка. Боба Элуэлла все вокруг любили, в списке жертвователей оказалось много известных имен, и люди стали удивляться, почему…

Парвис замолчал и полез во внутренний карман.

– Вот, – продолжал он, – вот тут статья из «Сентинел». Немного раздуто, конечно. Но лучше будет, наверное, если вы посмотрите.

Он протянул Мэри газету. Она медленно ее развернула, вспомнив при этом тот вечер, когда в этой же комнате читала вырезку из «Сентинел» и ее спокойствие впервые было поколеблено.

Мэри резанул глаз кричащий заголовок: «Вдова человека, ставшего жертвой Бойна, вынуждена просить о помощи», и она скользнула взглядом в конец колонки, где были помещены два портрета. В первом она узнала фотографию мужа, сделанную в тот год, когда они приехали в Англию. Это была любимая фотография – такая же стояла в ее спальне на письменном столе. Глаза Мэри встретились с глазами мужа на фотопортрете. Мэри почувствовала, что не в силах читать то, что здесь написано, и от невыносимой боли зажмурилась.

– Я подумал, что вы, возможно, захотите внести свое имя… – раздавался голос Парвиса.

Мэри с усилием открыла глаза и случайно взглянула на второй портрет. На нем был моложавый человек тщедушного сложения. На лицо падала тень от широких полей шляпы. Где же она его раньше видела? Мэри в замешательстве смотрела на фотографию, в висках стучала кровь. И тут Мэри вскрикнула:

– Да это же он – он приходил за моим мужем!

Мэри слышала, как вскочил на ноги Парвис; она смутно сознавала, что полулежит, опираясь на угол дивана, а Парвис склонился над ней в тревоге. Мэри выпрямилась и потянулась за упавшей на пол газетой.

– Это он! Я его где угодно узнаю, – повторяла она. Собственный голос показался ей пронзительным.

Казалось, слова Парвиса доносятся откуда-то издалека, приглушенные плотным туманом.

– Миссис Бойн, вам нехорошо? Позвать кого-нибудь? Принести вам стакан воды?

– Да нет же, нет! – Мэри приподнялась, судорожно сжимая газету. – Говорю вам, это он! Я его узнала! Он разговаривал со мной в саду!

Парвис взял газету и нацелил свои очки на портрет:

– Этого не может быть, миссис Бойн. Это Роберт Элуэлл.

– Роберт Элуэлл? – Взгляд Мэри устремился вверх. – Значит, за ним приходил Роберт Элуэлл.

– Приходил за Бойном? В тот день, когда он пропал? – Голос Парвиса становился все тише, в то время как слова Мэри раздавались все звонче. Парвис наклонился и ласково положил руку на плечо Мэри, осторожно стараясь усадить ее на место. – Элуэлл мертв! Вы ведь помните?

Мэри не спускала глаз с фотографии. Сказанное Парвисом она пропустила мимо ушей.

– Вы ведь помните письмо Бойна ко мне, то, неоконченное, которое вы нашли на столе в день его исчезновения? Он сел его писать, узнав о смерти Элуэлла. – Бесстрастный голос Парвиса дрогнул. – Ну конечно же, помните, – убеждал он Мэри.

Разумеется, она помнила, и это-то и было страшнее всего. Элуэлл умер накануне исчезновения ее мужа; на лежавшей перед ней фотографии был изображен Элуэлл, и в то же время это портрет человека, с которым она разговаривала в саду. Мэри подняла голову и медленно оглядела библиотеку. Стены могли бы засвидетельствовать, что это ко всему прочему портрет незнакомца, который явился к Бойну, когда тот писал свое неоконченное письмо. В затуманенном мозгу тихонько жужжали полузабытые слова – те, которые произнесла Алида Стэр на лужайке в Пангборне, когда Бойны еще в глаза не видели Линга и представить себе не могли, что когда-нибудь будут тут жить.

– Этот человек разговаривал со мной, – повторила Мэри.

Она снова взглянула на Парвиса. Чтобы скрыть свой испуг, он изо всех сил старался напустить на себя снисходительный, соболезнующий вид, но губы у него побелели.

«Он думает, что я не в своем уме, но ведь я же не сошла с ума», – рассуждала Мэри, и внезапно ее озарило: есть способ доказать свою правоту.

Мэри сидела спокойно, сжав губы, чтобы не дрожали, пока не овладела собой и не уверилась, что голос у нее не сорвется. Тогда она заговорила, глядя Парвису прямо в глаза:

– Пожалуйста, ответьте мне на один вопрос. Когда Роберт Элуэлл пытался покончить с собой?

– Ко… когда? – заикаясь, переспросил Парвис.

– Да, какого числа. Постарайтесь вспомнить, про- шу вас.

Мэри замечала, что Парвис начинает опасаться ее все больше и больше.

– Я не зря спрашиваю, – настаивала она.

– Да-да. Но мне никак не вспомнить. Месяца за два до того дня.

– Мне нужно знать число, – повторила Мэри.

Парвис поднял газету.

– Посмотрим здесь, – сказал он, по-прежнему стараясь задобрить Мэри. Он пробежал глазами страницу. – Ага, вот. В октябре…

Мэри перебила его:

– Двадцатого, ведь так?

Парвис быстро взглянул на нее и кивнул:

– Да, двадцатого. Значит, вы все знали?

– Я теперь знаю. – Она по-прежнему смотрела мимо Парвиса. – В воскресенье, двадцатого, он приходил в первый раз.

Парвис спросил едва слышным голосом:

– Приходил в первый раз?

– Да.

– Так вы его видели дважды?

– Да, дважды, – тихо ответила Мэри. – Впервые он приходил двадцатого октября. Я запомнила число, потому что в тот день мы впервые поднялись на Мелдон-Стип. – У нее вырвался глухой смешок, когда она подумала, что, если бы не это восхождение, она бы все забыла.

Парвис смотрел не отрываясь, как будто желая перехватить ее взгляд.

– Мы его видели с крыши, – продолжала Мэри. – Он шел по аллее к дому. Одет он был в точности как на фотографии. Муж увидел его раньше меня, испугался и помчался вниз, но там уже никого не было. Он исчез.

– Элуэлл исчез? – с трудом выговорил Парвис.

– Да. – Мэри с гостем шептались, как заговорщики. – В тот раз я ничего не поняла. Теперь знаю. В тот день он хотел прийти, но ему было не добраться до нас: он был еще не вполне мертв. Ему пришлось ждать еще два месяца, пока он умрет совсем, и тогда он вернулся – и Нед ушел с ним.

Вид у Мэри был торжествующий, как у ребенка, которому удалось разгадать трудную головоломку. Но внезапно она в отчаянии всплеснула руками, потом схватилась