Тринадцатого июля Вова, Андрей и я выехали в Лондон с поездом «Голден-Арро» в 10.30 утра. В самый последний момент перед отходом поезда прибежал запыхавшийся Сережа Лифарь и вскочил в поезд, решив в последнюю минуту присутствовать на моем выступлении в Лондоне. Переход по морю был бурный, и мы опоздали на час и вместо 17.20 прибыли в 18.10. На вокзале «Виктория» меня встретили де Базиль, Таня Рябушинская и Давид Лишин с цветами. Тут, конечно, было сделано много фотографий. С вокзала они трое меня повезли в «Савой» на встречу с прессой, а Андрей с Вовой проехали с вещами в «Вальдорф-отель», где нам были заказаны комнаты. После приема прессы я заехала к Каринской на примерку костюма, который был скроен, но далеко еще не готов. Вечером мы все поехали в театр «Альгамбра» смотреть балет Блюма, где шли главным образом балеты М. Фокина, который с женой присутствовал на всех спектаклях. За неделю, что я пробыла в Лондоне, я несколько раз побывала на балетах Блюма, после чего ужинала с Фокиным. В первый день приезда Арнольд Хаскелл пригласил нас ужинать с ним в «Савой».

Четырнадцатого июля утром я поехала в Ковент-Гарден на оркестровую репетицию на сцене. После репетиции я поехала на примерку костюма с Каринской. Я пришла в ужас: костюм был совершенно не готов, только сшит, ни рисунки на нем не были выведены, ни вышивки не закончены, а вечером мне надо было в нем выступать. Но Каринская меня успокаивала, что к вечеру костюм будет готов и что она никогда меня не подведет. Я все же попросила Андрея днем заехать к Каринской и посмотреть, в каком положении мой костюм. Он вернулся и уверял меня, что костюм уже почти что готов, заканчивают последние мелочи, тогда как на самом деле он мало подвинулся с утра, но этого он мне тогда не сказал, чтобы не расстраивать. Золотой рисунок по сарафану даже не начинали выводить, но сын Каринской сказал, что это пустяки, и в каких-нибудь десять минут набросал рисунок, перевел его на парчу, вырезал рисунок и горячим утюгом приклеил его к сарафану. Каринская сдержала слово: к моему приезду в театр костюм меня уже ждал совершенно готовый. Как она успела закончить костюм в такой короткий срок, я до сих пор не понимаю.

Ковент-Гарденский театр был переполнен до отказа. Был вывешен, по обычаю, принятому в Англии, красный аншлаг с надписью «Все билеты проданы». Василий Григорьевич Базиль позаботился относительно прессы, и о моем выступлении писалось во всех газетах.

Великий Князь Дмитрий Павлович, который в это время находился в Лондоне, непременно тоже хотел быть на спектакле. Он сидел в ложе вместе с Андреем и Вовой и Сережей Лифарем. Дмитрий Павлович больше всех волновался перед моим выступлением и в последнюю минуту отвернулся, попросив Сережу Лифаря сказать ему, может ли он смотреть на меня или нет, и тогда только он повернулся и стал на меня смотреть. Прием был мне оказан колоссальный, вызывали восемнадцать раз, что редко встречается в Англии, где публика более сдержанная, нежели в России и во Франции. Цветов я получила уйму, вся сцена была ими заставлена, как ковром.

Дня через два после спектакля Андрей получил от Королевы Марии Румынской очень милое письмо. Она ему писала, что она была очень рада слышать, что я имела такой большой успех в Ковент-Гарден, и сожалела, что не могла присутствовать на моем выступлении. Это объяснялось тем, что Английский Двор был в трауре по случаю кончины 20 января Короля Георга V.

После спектакля полковник Брюс Оттлей устроил в своем доме прием с ужином, на котором были все видные балетоманы и представители высшего английского общества.

Арнольд Хаскелл устроил грандиозный прием в доме своей матери в мою честь с чудным ужином, с закуской и водкой, как в России полагалось. По этому случаю он мне поднес шесть серебряных чарок русской работы для водки. Во время приема было трудно их внимательно рассмотреть, но, придя домой, я заметила, что на каждой чарке была выгравирована буква. Подбирая разные комбинации, удалось найти, что буквы составляли вместе «на память». Хаскелл потом уверял, что он сам этого не подозревал и был очень приятно удивлен и обрадован.

Я побывала еще в студии Мари Рамбер, где присутствовала на уроке. Я была поражена количеством учениц в одном классе и удивлялась, как при этих условиях проверять, что делается в последнем ряду. Была я еще у мистрис Коон.

Однажды мы были с Андреем приглашены к чаю в женский клуб милейшей мистрис Генри Виллиерс, которая присутствовала на моем спектакле. Она приветствовала меня очаровательной фразой: «Вчера я имела счастье пить чай с Королевой Марией, а сегодня с королевой Русского балета».

Евдокия Яковлевна Тонконогова, у которой в 1935 году гостили мы около трех недель, пригласила нас обедать в «Савой». Дочь ее Ксения занималась у меня в студии три года.

Мне удалось повидать своего племянника, Славушку Кшесинского, сына моего брата Юзи от первого брака. Он жил с женой у ее бабушки, в их собственном доме, где мы два раза у них завтракали. Во время войны дом был разрушен бомбой, но их, к счастью, не было в то время дома.

Прожив в общем десять дней в Лондоне и чудно проведя время, 22 июля я выехала обратно в Париж.

Это было мое последнее выступление на сцене, мне было в это время шестьдесят три года.

Летом 1937 года в Париж ко времени Всемирной выставки приехал из Лондона английский Сэдлерс-Уэллс балле дать в Тhéâtre des Champs Elysées ряд представлений. С прошлого года, когда я была в Лондоне и давала английскому балету открытый урок, успела образоваться отличная, сплоченная труппа с обширным репертуаром. Во главе труппы приехала Дам Нинет де Валуа, директриса балета, и балетмейстер Фредерик Эштон. Они объявляются пионерами английского балета.

Среди молодой труппы было много моих учениц, и я радовалась их успеху.

Пятнадцатого июня состоялось открытие Английского балета в присутствии Президента Республики, Английского посла и всей английской колонии. Зал был переполнен самой элегантной публикой Парижа.

Мне хотелось выразить труппе свое внимание, и я пригласила 19 июня почти всех к себе на ужин. Было всего около тридцати человек, среди которых многие, кого я хорошо знала, и те артистки, которые у меня занимались за эти годы. В числе гостей были Дам Нинет де Валуа, Фредерик Эштон, Роберт Хелпман, Гарольд Тернер, занимавшаяся со мной Марго Фонтэйн, Памела Мэй, Джун Браэ, Мери Хонер, Молли Браун, Двинета Мэтью, Энн Спайсер, Элизабет Миллер и много других.

На ужин я пригласила Сережу Лифаря. Я всех рассадила по маленьким столам, и вечер прошел очень оживленно и весело. Во время ужина было снято несколько фотографий.

В первые годы, что я открыла свою студию, ко мне поступили две дочери Ф. И. Шаляпина, Марина – 10 октября 1929 года и Дася – 8 ноября 1930 года, его любимица и младшая в семье.

Ко мне также поступила внучка Бруссана, бывшего директора Опера в Париже. Он заходил в студию посмотреть на нее.

Ф. И. Шаляпина я знала еще по России, когда мы оба служили на Императорской сцене. Он меня всегда называл «маленькой», но домами мы не познакомились. В эмиграции, в Париже, когда его дочери стали у меня заниматься, он с Марией Валентиновной, его женой, стал бывать у меня в студии.