Вот и уже ставшая известной поэтесса Юлия Друнина, и голос ее, кажется, звучит на всю страну:

Все грущу о шинели,

Вижу дымные сны —

Нет, меня не сумели

Возвратить из войны…

Гром аплодисментов. Весь зал, поднимаясь, приветствует эту удивительную, честную поэтессу, трагически покончившую с собой…

Партийная критика придушила и окрестила литературное творчество молодых писателей-фронтовиков — «окопной правдой», то есть, мол, видеть и изображать войну не выше окопов…

Нас, фронтовиков, все более удаляли от Великой войны, многим казалось, что у нас украли все дни в году и только оставался до встречи своих боевых товарищей прошлых лет лишь один день — 9 мая.

Пропагандисты, официальные историки, писатели по указанию свыше, из сознания советских людей вовсю вытравляли «окопную правду». Партийные чиновники старались как можно скорее восстановить утраченные начальнические позиции. Самое незначительное неповиновение, легкая дерзость, элементарные, вполне разумные, человеческие требования демагогически отвергали.

Мы долго жили воспоминаниями о военном времени. Гордились своим поколением, отдавшим жизни ради жизни на земле. Партийная критика ревела от злости, поливая помоями первых поэтов-фронтовиков. В чем только их не обвиняли! И в «ремаркизме», и в отсутствии героического пафоса.

Когда мы вернулись с войны, нам еще долго показывали кинохронику военных лет, трофейные фильмы, патриотические ленты о выигранных сражениях, разумеется, под руководством Генералиссимуса… Потчевали рассказами и очерками о советских героях. (Я не говорю о таких «шедеврах», как «Молодая гвардия» А.Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Б.Полевого.)

Лишь через десятилетия после окончания войны был снят запрет с фронтовых тем. «Все о войне» шло вовсю: на театральных сценах, с киноэкрана, в печати. Мы, фронтовики, старались ничего не пропускать. Я любил такие «встречи», как мне казалось, со своей горячей юностью, старался, в который раз, осмыслить пережитое на войне, увидать в тех или иных образах своих сверстников. Не всегда так выходило.

Припоминая увиденное, прочитанное и услышанное о Великой Отечественной войне, я разделил бы всю печатную продукцию на три части. Циничная неправда: классический пример — киноэпопея Ю.Озерова «Освобождение». Полуправда: классический пример — трилогия К.Симонова «Живые и мертвые». Правда, которая мучительно долго, сквозь частоколы цензуры, вмешательств КГБ и недоброжелательной партийной критики, все же добиралась до нас. Правда в произведениях В.Гроссмана, В.Быкова, Б.Васильева, Э. Казакевича возвышала душу.

С 60-х годов появились воспоминания, толстенные труды маршалов и генералов с рассказами об истории прошедшей войны. В них расписывались преимущества социалистического строя, старались показать Сталина как величайшего полководца. Военные поражения — а их было немало авторы рассматривали как «временные неудачи». Зато победа, достигнутая неимоверной ценой, расписывалась красочно.

Партийную пропаганду книги эти противопоставляли «окопной литературе».

В этот же период многие фронтовики принялись за сочинения о войне. К сожалению их, как правило, не печатали. Они оставляли их своим детям и внукам. Или передавали на хранение в местные краеведческие музеи и библиотеки. Во время работы над книгой «О Ленине» в 1975 году мне рассказывали библиотекари о том, что в отдел рукописей Государственной библиотеки им. В.И.Ленина присылали воспоминания о войне.

Когда появились книги и статьи историков, робко пытавшихся проанализировать трагедию первой половины войны и цену Победы, советские идеологи выдвинули лозунг: «Победителей не судят!» И здесь уместно вспомнить слова старейшей русской писательницы Лидии Сейфуллиной: «Победителей не судят» — это выдумал раб. А друг, собрат, ровесник обязан судить победителя, то есть обязан разобраться, что есть истина, а что ложь, прямая или скрытая».

Еще об одном поразительном факте, обойти который никак нельзя. Когда завершилась Великая Отечественная война, Генералиссимус изрек цифру потерь Красной Армии за военные годы — 7 миллионов погибших. Многие, особенно те, кто прошел войну, сталинские цифры рассматривали как надувательство. Но возразить диктатору ни маршалы, ни вчерашние офицеры и солдаты — никто из них не посмел. Да и привыкли люди к сталинскому вранью, нередко принимая его за правду. Медленно, очень медленно названные Сталиным лживые цифры, взятые с потолка, приближались к истине, всякий новый властитель в России, который появлялся после Сталина, вносил свои коррективы в потери.

Почти через 50 лет, в 1993 году, остановились на 27 миллионах. Многие современные историки на Западе и в России считают, что Россия потеряла во Второй мировой войне гораздо больше. (Дмитрий Волкогонов, Борис Кузнецов, Александр Яковлев и др.) Известно, что ежегодно поисковики находят и находят все новые жертвы войны. И конца этим ужасным находкам пока нет.

Все же почему Сталин определил потери в 7 миллионов, а не больше и не меньше? Мне кажется, что самым главным в этом вопросе для него было не уронить лицо «гениального полководца», который не может потерять больше, чем противник.

Понятно, что ни в 1945-м, ни в 1946-м статистики войны еще не было. Но, заметим, стоило Генералиссимусу снять трубку и позвонить в Генштаб, где сосредотачивались все сведения о военных потерях, пусть даже и неточные сведения, но все же Генералиссимус получил бы иные результаты потерь, чем он объявил. А зачем?

В итоге Сталин сделал обсуждение вопроса о потерях вообще невозможным. Самый надежный метод оценки потерь — это метод демографического баланса: сравнивается, сколько должно было быть людей без учета экстраординарных потерь и сколько осталось. Но для этого надо знать, сколько осталось на самом деле. Чтобы выяснить это, все европейские страны после войны поспешили провести переписи населения.

Центральное Статистическое Управление СССР также предложило провести единовременный учет населения страны. В архивах сохранилось письмо начальника ЦСУ Старовского с его пометкой: «Доложено лично 29.08.1947. Получено указание отложить до конца пятилетки». Первая официальная послевоенная оценка численности населения СССР была опубликована только в 1956 году, через 11 лет после окончания войны.

И названная Сталиным цифра потерь Красной Армии за годы войны вызывает сомнения и заставляет думать, что в этой Победе что-то было не так, о чем никто не должен был знать.

Нынешние власти в России предлагают своему народу следующую концепцию: раз такие огромные потери — 27 миллионов, значит, враг был слишком силен. Поэтому и потери могут быть оправданны. А тот, кто сомневается в сказанном, унижает само значение Победы. Более того, Генеральная прокуратура Российской Федерации предполагает «сажать» всех, кто сомневается или отрицает победу Советского Союза в Великой Отечественной войне.

В заключение предоставлю слово старейшему ветерану, ленинградскому писателю Даниилу Гранину. В декабре 2008 года в Москве, на международной конференции «История сталинизма. Итоги и проблемы изучения».