* * *

21 августа 1858 г. в Вене гремели пушечные залпы: столица Австрийской империи салютовала младенцу, которого произвела на свет императрица Елизавета. Третий ребенок императорской четы был наконец-то мальчиком, наследником габсбургского трона. Его назвали Рудольфом — и это имя, навевавшее воспоминания о Рудольфе I, родоначальнике императоров и королей из династии Габсбургов, будило смутные надежды на обновление древней монархии, которое начнется через много лет, когда этот младенец, едва попискивавший в своей колыбельке, подрастет и сменит своего отца на престоле. Впрочем, среди коронованных Рудольфов, предков малютки кронпринца, был и Рудольф II — пражский затворник, чудак-меланхолик, покровитель наук и искусств, плохой политик и несчастный человек... Как показала жизнь, сын Франца Иосифа имел гораздо больше общего с этим Рудольфом, чем с Рудольфом Старшим.

Очень скоро многим стало казаться, что из наследника престола, как когда-то из Иосифа II, выйдет «революционер на троне». Кстати, из всех габсбургских монархов именно Иосиф привлекал наибольшее внимание юного Рудольфа, который в 1876 г. написал об этом государе нечто среднее между историческим рефератом и панегириком. Эрцгерцог Альбрехт, ознакомившись с творением родственника, огорчился и попытался наставить Рудольфа на истинный, т. е. консервативный, путь. Однако старания эрцгерцога пропали даром: либерализм стал политическим кредо кронпринца. Впрочем, истоки бунтарства Рудольфа, очевидно, следует искать не столько в прослушанных им лекциях венских профессоров и дружбе с журналистами либеральных газет, вроде издателя популярной «Нойер Винер тагблатт» Морица Сепса, сколько в характере самого кронпринца и специфической атмосфере императорской семьи.

Детство и юность Рудольфа могли бы стать благодатным материалом для психоаналитического исследования. Талантливый, не по годам развитый мальчик, увы, унаследовал от матери Расшатанные нервы Виттельсбахов. На это несчастливое наследство наложились негативные последствия солдафонских экспериментов его первого воспитателя генерала Гондрекура и раннее приобщение к жизненным удовольствиям, к которым — прежде всего женщинам и алкоголю — принц стал проявлять прямо-таки ненасытную тягу. Но главное — отношения с родителями, во многом определяющие психологический облик любого человека, у наследника не были нормальными. Елизавета, то отсутствующая, то предающаяся меланхолии, оставалась для него вечной загадкой. Рудольф стремился понять мать и сблизиться с ней, но в силу особенностей характера императрицы так и не смог найти дорогу к ее душе. Отец, погруженный в государственные заботы, замкнутый и на первый взгляд лишенный душевной теплоты, так и не стал для принца по-настоящему родным человеком. Их переписка носит дружеский характер (с неизменной сыновней почтительностью со стороны Рудольфа), но темы этих писем удивительно однообразны: это охота, парады и учения. Самыми близкими людьми в семье для наследника стали сестры, Гизела и Мария Валерия.

Либерализм, так и не вылившийся у Рудольфа в сколько-нибудь стройную политическую концепцию, был отражением психологического протеста кронпринца против габсбургских условностей и ритуалов, против сковывающей, лицемерной атмосферы в семье, против несчастных особенностей собственного характера — страха, нервозности, неуверенности в своих силах, которые с юных лет подтачивали душевные силы Рудольфа и в конце концов привели его к роковому решению.

«Австрийский Гамлет», несомненно, был одним из наиболее одаренных Габсбургов. Его перу, помимо статей и трактатов на исторические и политические темы (большинство из них было опубликовано анонимно, и Франц Иосиф не догадывался о том, кто является автором этих проникнутых оппозиционным духом текстов), принадлежат научные труды по орнитологии, которой Рудольф серьезно занимался. В 1885 г. при авторском и редакторском участии наследника начала выходить 24-томная энциклопедия «Австро-Венгерская монархия словом и образом»-Кронпринц знал толк в музыке, разбирался и в военных вопросах. Но все его дарования производят впечатление какой-то неупорядоченности,

носят отпечаток хаоса, который царил в душе Рудольфа и с годами только усиливался.

Он был крайне непоследователен во всем. Стремился стать образцовым офицером (вначале в Праге, где служил в пехотном полку, затем в Вене, где был инспектором сухопутных войск), но вел образ жизни, весьма далекий от установок воинской дисциплины. Дружил с венской либеральной интеллигенцией, среди которой было немало евреев, но не раз отпускал замечания, антисемитскому духу которых рукоплескал бы и Карл Люгер. Сознавал всю величину ответственности, которая однажды ляжет на его плечи, но словно бы сгибался под ее тяжестью, стараясь забыться на охоте, в попойках и беспорядочных связях с женщинами, от придворных дам до проституток.

Он уважал, может быть, в глубине души даже любил отца, но одновременно ненавидел его — за вечную холодность и консерватизм, за суровую самодисциплину, которой он, Рудольф, был начисто лишен, за то, что не подпускает его, наследника, к государственным делам... Кронпринц отлично видел недостатки Франца Иосифа и не щадил его, создав в одном из писем злую словесную карикатуру: «У нашего императора нет друзей, весь его характер... не допускает этого. Он в одиночестве стоит на вершине, говоря с теми, кто служит ему, об их обязанностях, но избегая настоящего разговора... Он мало знает о том, что думают и чувствуют люди, об их взглядах и мнениях... Он верит в то, что мы живем в одну из самых счастливых эпох австрийской истории... В газетах он читает лишь отчеркнутое для него красным карандашом... Он отрезан от всех человеческих контактов, от любого непредвзятого мнения. Было время, когда императрица говорила с императором о серьезных вещах, высказывая взгляды, диаметрально противоположные его собственным. Это время прошло... Сейчас он снова окунулся во времена бабушки (эрцгерцогини Софии. — Я.Ш.) — набожный, жесткий и подозрительный».

Столь же противоречивым было и отношение Рудольфа к монархии, трон которой ему предстояло унаследовать. Вот два высказывания кронпринца об Австро-Венгрии, свидетельствующие о том, как любил и ненавидел наследник престола собственную страну. Первое — из юношеских записок Рудольфа (1873): «Это королевство стоит, подобно могучей руине, живет сегодняшним днем, но в конце концов все равно рухнет. Оно держалось веками, и пока народ слепо позволял вести себя, все шло хорошо, но сегодня его роль сыграна, люди стали свободными, и грядущая буря сметет развалину». Второе — из письма французскому политику, будущему премьер-министру Франции Жоржу Клемансо (1886): «Габсбургское государство давно уже осуществило мечту Виктора Гюго о «Соединенных Штатах Европы», пусть и в миниатюрной форме. Австрия — блок разных стран и народов под единым руководством... Это идея, имеющая огромное значение для мировой цивилизации. И хотя пока что реализация этой идеи, выражаясь дипломатически, не совсем гармонична, это не означает ошибочности самой идеи».

Франца Иосифа, впрочем, больше беспокоили не политические взгляды сына, о которых он не имел полного представления, а его личная жизнь. В 1881 г. Рудольфу нашли невесту — принцессу Стефанию, дочь бельгийского короля Леопольда И. Кронпринц поначалу был доволен женой и отзывался о ней восторженно — как о «единственном человеке, на чье понимание я могу рассчитывать». В 1883 г. у них родилась дочь, названная в честь императрицы Елизаветой — Эржи, как на венгерский лад звали ее дед и бабушка. Но вскоре отношения Рудольфа и Стефании разладились. Принцесса была женщиной, с одной стороны, консервативно настроенной и властолюбивой (в старости, в 30-е гг. XX в., она выпустила мемуары под названием, звучащим как печальный вздох о несбывшемся — «Ядолжна была стать императрицей»), с другой стороны — гордой и твердой, не намеренной прощать мужу его продолжавшиеся сомнительные похождения. К тому же Рудольф заразился венерической болезнью, которая передалась и Стефании, из-за чего супруги уже не могли иметь детей. Болезнь привела к окончательному охлаждению между ними. Из нескольких предсмертных писем, оставленных Рудольфом, послание жене будет самым холодным и даже ироническим: «Дорогая Стефания! Теперь ты освобождена от моего присутствия и [связанных с ним] неприятностей; будь счастлива...