Перечитав сообщение в седьмой раз, я решаю не отвечать на него. Не потому, что у меня не чешутся пальцы от желания написать ему ответ, а потому, что я хочу иметь возможность передумать и повернуть назад — если я вообще туда пойду. Честно говоря, все может пойти в любую сторону.

Я сижу на своей крыше и смотрю на звезды. Уже около часа назад я окончательно отказался от мысли о сне. В последнее время мне вообще не удается заснуть. Единственное, что помогает, — это таблетки, которые мне больше нельзя принимать, потому что из-за них Мали беспокоится обо мне, и выпивка. Но похмелье на следующий день — это не очень весело, и я отказываюсь быть пьяной все время. Мне все равно, насколько это больно.

Последний раз я была здесь в ночь последнего костра Кэма. Я решила, что лучше остаться в своей комнате, но в середине ночи любопытство взяло верх. Я попыталась выглянуть в окно, но прямо на моем пути оказалось дерево. Поэтому единственным выходом оставалась крыша.

И его там не было.

Часть меня подумала, что он снова избегает меня. Что он не хочет разбираться с тем ущербом, который причинил. А какая-то часть меня смирилась с этим, потому что мысль о встрече с ним все равно была слишком болезненной. Но даже зная, что его там нет, я не пошла к костру.

Я не хотел быть ни с кем рядом.

Только когда Мали и Монти однажды утром ворвались в мою комнату и заставили меня встать с постели, я снова начала функционировать. Лично меня устраивало лежать в кровати и плакать над ромкомами весь день, но им это было не по душе. Монти организовал целый день баловства для нас с Мали, и она точно знала, куда пойти на обед, чтобы я хоть что-то съела.

Они помогли мне выбраться из темноты, и я благодарна им за это — вот почему я не уверена, пойду ли я завтра.

Я ни в коем случае не забыла о нем. У меня до сих пор наворачиваются слезы, когда в голове всплывают какие-то воспоминания. Я все еще ищу его голос, когда Кэм возвращается домой с хоккейной тренировки, и думаю, с ним ли он. Черт, у меня чуть сердце не разорвалось, когда я увидела его вчера выходящим из моего дома.

Я знаю, что не совсем готова увидеть его снова — пока, во всяком случае, не готова. Но я не уверена, что готова проигнорировать этот шанс услышать, что он скажет.

И в этом кроется причина моей нерешительности.

Солнце проглядывает сквозь жалюзи, когда оно начинает подниматься, и я понимаю, что время для принятия решения истекает. Я пыталась позвонить Мали и спросить, что мне делать, но она сказала, что ничем не может мне помочь. Что это решение я должна принять сама, и она поддержит меня в любом случае.

Это было мило, но, черт возьми. Все это время она была навязчивой и властной, а сейчас решила не лезть не в свое дело? Невероятно.

Мой телефон вибрирует, ударяясь о тумбочку, и сердце замирает, когда я вижу, что это еще одно сообщение от Хейса. Честно говоря, немного удивительно, что он вообще сейчас не спит.

Я уже еду на наш пляж и буду ждать там до полудня. Надеюсь, ты придешь, но я пойму, если нет.

Боже, я не знаю, что хуже. То, что он готов ждать шесть часов, чтобы посмотреть, приду ли я, или то, что он так самоотверженно это делает. Дело в том, что Хейс не так часто показывает свою уязвимость. Я думаю, это защитный механизм. В этом смысле он как кирпичная стена. Но за то время, что мы провели вместе, я, как мне кажется, научилась довольно хорошо его читать. И количество уязвимости в этом сообщении достаточно, чтобы заставить меня встать с постели и начать собираться.

Я не знаю, как все пройдет. Вполне возможно, что в итоге я окажусь еще более сломленной, чем раньше. Но я обязана исключить еще одно «а что, если».

Въехав на парковку, я вижу, что его машина уже стоит и ждет. Я ставлю машину на стоянку и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но все эти мысли летят к чертям, когда я вижу, как он выходит из машины с букетом роз в руках.

Мое сердце начинает болеть, как только я смотрю на него, и я ненавижу это. Ненавижу то, что он до сих пор может заставить каждую частичку моего тела реагировать на него, как проклятый кукловод. Не прошло и двух недель, как он произнес те шесть слов, которые разрушили все мои надежды, и все же мое сердце думает, что это всего лишь проблема давно минувших дней.

Я не уверена, что у меня хватит сил выйти из машины, но если я этого не сделаю, он попытается сесть в нее. А я знаю, что не выдержу такой близости с ним.

С последним глубоким вздохом я открываю дверь и выхожу из машины, сдвигая солнечные очки на макушку. Я обхожу машину спереди и прислоняюсь к ней, пытаясь сохранить дистанцию между нами.

Он открывает рот, но из него ничего не выходит, и он снова закрывает его. Я наблюдаю за тем, как он сжимает губы в линию, как будто мысленно подбадривая себя, и затем пытается снова.

— Извините, просто… ты очень хорошо выглядишь, — говорит он, как только его голос обретает силу.

Я опускаю голову, потому что слышать такое — это как рай и ад, смешанные в одно целое. Но я не могу позволить ему соблазнить меня, чтобы я снова оказалась в его объятиях, и если он будет делать подобные замечания, то именно это и произойдет.

— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я.

Намек на улыбку пробивается наружу. — Сразу к делу?

Я пожимаю плечами, но ничего не говорю.

— Хорошо, — говорит он, делая паузу, чтобы глубоко вздохнуть. — Ты мне нравишься.

Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и мне потребовалось все, чтобы не отреагировать, пока я ждала, когда он продолжит.

— Очень, — добавляет он. — Не знаю, говорил ли я тебе об этом. То есть, я думаю, я показывал это определенными способами, или, по крайней мере, пытался, но я никогда не говорил этого. А ты заслуживаешь того,