а необходимость установить близкую блокаду заставит британские суда подойти близко к германским берегам, где их можно будет потопить одно за другим? Неужели он лелеял надежду, что, несмотря на поздний старт Германии, переход к дредноутам даст ей шанс поравняться с Британией? На какой стадии политика попала под влияние идеи использовать трудности с флотом как аргумент, чтобы принудить Британию к союзу?

Хотя сам «Дредноут» был не намного дороже, чем его предшественники, его появление действительно стало очередной стадией роста стоимости флотов. Увеличение расходов на вооружение не приветствовалось британским либеральным правительством, которое желало, чтобы средства расходовались на внутренние программы. Однако оно и не желало жертвовать международным положением ради социальной безопасности. Основной проблемой неоднократно повторявшихся военных переговоров в течение нескольких следующих лет было то, что немцы отказывались в это верить. Они упорно не переставали надеяться, что левое крыло партии преодолеет сокращение бюджетных ассигнований на оборону, и рассматривали любые предложенные ограничения строительства как знак того, что Британия считает темп слишком быстрым. Британские министры понимали, что германское отношение обрекает обе стороны на огромные расходы, от которых никому не будет лучше.

В феврале 1908 года Тирпиц категорически отверг обвинение, что новые германские предложения вызывают тревогу в Британии. «Таймс» ухватилась за это отрицание, но заявила, что предложения не то чтобы вызывают тревогу, но производят впечатление. Интересы англо-германских отношений сделали желательным, чтобы никаких иллюзий по этому вопросу в Берлине не было. Вскоре та же газета опубликовала письмо от лорда Эшера, защищающее адмиралтейство от критики британского эквивалента Морской лиги. Оно заканчивалось так: «Нет человека в Германии, который не желал бы падения сэра Джона Фишера! Это подсказало Вильгельму – в роли адмирала британского флота – написать личное письмо лорду Твидмауту, первому лорду адмиралтейства. Цель письма – дать первому лорду авторитетный материал для использования против тех, кто утверждает, что рост военно-морского флота Германии делает необходимым увеличение британской кораблестроительной программы.

Это чепуха и неправда, что германский флот бросает вызов британскому морскому господству. Германский флот строится не против кого-то. Он строится исключительно для Германии, для обеспечения ее быстро растущей торговли… Справедливо предполагать, что каждая нация строит и вводит в эксплуатацию свой флот, в зависимости от собственных нужд, а не только с учетом судостроительных программ других стран. Поэтому проще всего для Англии сказать: „У меня мировая империя, самая крупная в мире торговля, и, чтобы защитить все это, я должна иметь столько-то линкоров, крейсеров и т. д…“ Это право вашей страны, и никто нигде не скажет ни слова против. О каком бы количество линкоров ни шла речь – 60, 90 или 100, это ничего не изменит в германском морском законе.

Количество может быть любым, которое вы посчитаете целесообразным. Здесь все это поймут. Но люди будут чрезвычайно признательны, если Германия будет исключена из обсуждения. Постоянные упоминания о „германской угрозе“ совершенно недостойны великой британской нации, имеющей мировую империю и могущественный флот, размеры которого в пять раз больше германского. В этом есть что-то нелепое. Иностранцы… могут легко прийти к мнению, что немцы исключительно сильны, если смогли вселить ужас в британцев, имеющих в пять раз больший флот.

[Что касается письма лорда Эшера], даже не знаю, что сказать. Неужели надзор за фундаментами и дренажными канавами королевских дворцов дает человеку право судить о военно-морских делах?[52] Что касается германских морских дел, его фраза – абсолютная бессмыслица и весьма позабавила знающих людей здесь. Но я смею думать, что такие вещи не должны писать высокопоставленные чиновники, поскольку они задевают народные чувства».

Это «словоизвержение» было направлено с ведома министра иностранных дел фон Шена, но без ведома Бюлова, который был вынужден спросить у британского посла, правда ли это. Узнав, что письмо действительно было, он «упал в кресло, запрокинув голову, и его лицо так покраснело, что Ласселесу показалось, его вот-вот хватит удар». Затем он попросил у Вильгельма копию письма, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. Лорд Твидмаут, судя по всему изрядно польщенный получением личного письма от монарха, рассказывал о нем всем, кто соглашался его слушать, так что личным оно перестало быть очень скоро. Ссылка на его существование и характер была сделана в «Таймс», и вопросы поднимались в парламенте. Когда Меттерних предложил, чтобы прекратить слухи, опубликовать полный текст письма, Вильгельм записал: «Нападки „Таймс“ исходят от короля, который тревожится, что письмо произвело слишком успокаивающее впечатление». Тогда Меттерних предъявил свидетельство того, что король требовал сдержанности, на что Вильгельм воскликнул: «Только сейчас! Спустя пять недель! Он ничем не дал понять четыре или пять недель назад, когда имели место нападки на меня его друзей и чиновника [Эшера], что недоволен или сожалеет! Почему он не сделал ему выговор тогда?» На самом деле король сказал Эшеру, что тот использовал «опрометчивые выражения», но был так зол, что пожелал написать «очень резко» самому Вильгельму. Проект ответа, который был отправлен, составил Грей: «Я получил письмо, в котором вы сообщаете, что написали лорду Твидмауту… Ваше письмо первому лорду адмиралтейства – „новая линия поведения“, и я не вижу, как он может не позволить нашей прессе привлекать внимание к большому расширению строительства военных кораблей в Германии, что делает необходимым рост и нашего флота тоже. Ваш любящий дядя».

Когда примерно в это же время Фишер снова предложил превентивное нападение на германский флот, король, судя по всему, оказался более восприимчивым к идее, чем в 1904 году, но, несмотря на это, адмиралу осталось только сожалеть, что «в Британии нет ни Питта, ни Бисмарка, чтобы отдать приказ». Тем временем Вильгельм заявил, что «британцам придется привыкнуть к нашему флоту, и время от времени мы будем им напоминать, что он не направлен против них».

Весной Вильгельм отправился на Средиземноморье, где купил у Франца Иосифа бывший дворец императрицы Елизаветы на Корфу. Там он с тех пор регулярно проводил южные каникулы. Он едва ли мог не помнить, что, как и Керкира, Корфу дал Фукидиду классический пример того, как междоусобная вражда может подорвать общество. Когда кайзер предыдущей осенью был в Англии, он пригласил дядю прибыть с ответным визитом вместе с королевой Александрой в начале 1908 года, и Эдуард согласился. Однако вместо этого король отправился в июне в Ревель к царю, причем без министров, а только с адмиралом Фишером и генералом Френчем. Тем летом на пике популярности была «Веселая вдова»; адмирал танцевал вальс с великой княгиней Ольгой, а царицу видели смеющейся впервые за два года. Обе стороны выразили глубокое удовлетворение встречей, и немцы сделали вывод, что, скорее всего,