Покинув Виндзор, Вильгельм отправился на несколько недель в Гемпшир, чтобы провести время с полковником Стюартом-Уортли в замке Хайклифф.

«Я был в положении гостя среди великих британцев, которые приняли меня с теплом и распростертыми объятиями. Во время моего пребывания здесь я попробовал, как давно мечтал, все удовольствия и удобства английской домашней и деревенской жизни. Удобство и достаток, прекрасные люди всех профессий, все классы демонстрируют свою культуру элегантностью и чистотой. Приятное общение между джентльменами на равных без церемоний. Для меня это было свежо и успокаивающе. То, как британцы воздерживались от обсуждения наших дел, заставило меня устыдиться. Подобное в нашем парламенте было бы совершенно невозможно».

Как впоследствии стало очевидно в Дорне, в такой атмосфере Вильгельм чувствовал себя наиболее комфортно, мог расслабиться и стать совсем другим человеком. Некоторое время он с удовольствием играл роль деревенского джентльмена, раздающего сладости детям и сплетничающего с соседями. Некоторые сплетни, однако, позже имели последствия.

Вильгельм относился к Второй гаагской мирной конференции с таким же презрением, как к Первой: «Если будет поставлен вопрос о разоружении в любой форме, Германия воздержится. Ни я, ни мой народ не готовы позволить чужестранцам устанавливать правила, влияющие на наши военные и морские мероприятия». Он даже убедил британского посла, что конференция будет, скорее всего, «опасным источником недовольства и разногласий». Но либеральное правительство Британии под давлением левого крыла настояло на том, чтобы вопрос о разоружении был поднят, и проницательный Бюлов отчетливо видел нежелательность угроз кайзера. Вильгельм, однако, был непоколебимо убежден, что все это – уловки, которые должны не позволить Германии укрепить свой флот, а значит, они играют на руку тем, кто хочет укрепления флота Британии. Британцы и американцы добились желаемого, поставив на обсуждение вопрос об ограничении расходов на вооружение. Другие державы поставили на своем, сделав обсуждение поверхностным. На долю Германии выпало, вероятно, несколько больше позора за этот результат, чем было справедливо. Было бы интересно поразмышлять, что могло случиться и чья репутация пострадала бы больше всех, если бы Германия использовала конференцию для продвижения вопроса, какой импорт может быть законно остановлен блокадой во время войны.

Англо-германские споры по морским вопросам постепенно стали накаляться. Пока Вильгельм находился в Англии, было опубликовано официальное предложение снизить срок эксплуатации существующих германских линкоров с двадцати пяти до двадцати лет. Этот шаг, моментально названный Морской лигой неадекватным, стал следствием действий Британского адмиралтейства, построившего «Дредноут», сданный в эксплуатацию в конце 1906 года. Этот корабль был быстрее и мощнее любых его предшественников во всех флотах, и на нем было установлено десять орудий вместо четырех. В одночасье сделав все существующие крупные боевые корабли устаревшими, англичане заставили все страны переоборудовать свои корабли. Кстати, одновременно был ликвидирован британский стандарт двух держав, поскольку общее британское превосходство в линкорах теперь утратило смысл. Для Британии введение новой моды могло показаться парадоксальным, и кайзер тут же окрестил британскую политику безумной. Но идея создания кораблей типа «Дредноута» пришла в голову не только англичанам. Во время визита в Рим в 1903 году Вильгельм видел аналогичный корабль, строительство которого для итальянского флота началось четырьмя годами ранее, и по возвращении поручил своим кораблестроителям сделать то же самое. Морские бои во время Русско-японской войны подчеркнули преимущество кораблей, которые могли двигаться быстрее и стрелять более мощными залпами, чем противник. Что-то вроде «Дредноута» не могло не появиться, и на самом деле сэр Джон Фишер опередил все другие флоты, организовав постройку первого образца в рекордно короткие сроки. Проектирование германского варианта началось по настоянию Вильгельма в 1904 году, но на доработку чертежей ушло три года – к этому времени «Дредноут» уже эксплуатировался. Более того, новый образец, будучи крупнее, чем все его предшественники, создал больше проблем для Германии, поскольку был слишком велик, чтобы пройти через Кильский канал, а единственные две гавани на Северном море, способные его принять, – Вильгельмсхафен и Брунсбюттель – могли вместить только двенадцать крупных кораблей. Пока не был расширен канал и увеличены портовые акватории, основную часть германского флота приходилось держать на Балтике. Таким образом, дело обернулось к лучшему для британцев. Немцы не жаловались, только подчеркивали, что стали еще более уязвимыми, чем раньше, для нападения. В этом они были не так уж не правы, поскольку военный план адмиралтейства 1907 года был сконцентрирован вокруг массированного морского нападения у германского берега. Лорд Эшер, не занимавший никакого официального поста – только бывший членом имперского комитета обороны, но являвшийся крупнейшим британским авторитетом по вопросам обороны, в 1906 году писал:

«У германского императора нет шансов опередить нас. Больше риска, что Джеки Фишер возьмет на себя инициативы и ускорит войну.

Не думаю, что он это сделает, но шансы есть, что он совершит роковой шаг скорее слишком рано, чем слишком поздно».

Нельзя сказать, что политика Вильгельма и Тирпица на германском флоте принималась без возражений. Вице-адмирал Галстер в 1907 году опубликовал очерк «Какое морское вооружение необходимо Германии для войны», в котором утверждал, что для войны с Британией основной упор должен делаться на маломасштабные действия, в которых торпедные катера и подводные лодки будут полезнее, чем крупные боевые корабли. Мысли Гал стера находили некоторый отклик у Бюлова, который тем не менее написал: «Идея, что мы можем когда-нибудь начать конкурировать на равных с английским флотом, а тем более с объединенным флотом западных держав, – чистое безумие. Такого не будет никогда. Но нельзя отрицать, что большинство в рейхстаге и в стране желает постепенного строительства флота достаточно сильного, чтобы защищать наше побережье и порты, а в случае нападения наш флот по крайней мере не будет являть собой Quantite absolument negligeable[51]».

Вильгельм тоже иногда уже был готов признать, что германский флот не может надеяться встретиться с британским флотом один на один и претендовать на победу. Но в другом настроении он утверждал, что у немцев хорошие шансы и война будет означать для Британии потерю Индии и своего положения в мире. Иными словами, ни он, ни Тирпиц не были готовы согласиться с какими-либо ограничениями свободы Германии строить или уменьшить кораблестроительную программу, санкционированную рейхстагом. Когда такие вопросы поднимались, они твердили одно и то же: что германский флот не имеет наступательных намерений против кого-либо и на его программу не влияют действия других стран. Представляется не вполне ясным, были или нет эмоциональные аргументы подкреплены реалистичными расчетами. Насколько Тирпиц полагался на свою веру, что броня (в чем Германия, безусловно, была лучшей) имеет большее значение, чем скорость,