– А кто этот полковник?

– Тот, кто изобрел пистолет[18].

– Нет… я не хотел бы, чтобы из этого в меня стреляли, – определился Милош. – А вот сам не отказался бы.

– Посмотрим. В том мире оружия много, на нас с избытком хватит, еще и останется.

– Здорово.

– Посмотрим, – повторил Эреш и принялся раздеваться.

Милош одобрительно посмотрел и последовал примеру друга, скидывая куртку, которую натянул на него Эреш – хоть как-то защитить от солнца. Сейчас они перекинутся…

Василискам в пустыне куда как удобнее, а для допроса они еще перекинутся обратно. Успеется…

Эреш смотрел на солнце и думал, что Аня сейчас в другом мире. Интересно, что она делает? Вспоминает ли его?

Хорошо, что она – там. Женщинам на войне не место, тем более любимым.

* * *

Аня на данный момент разговаривала по телефону.

Она уже часа полтора по нему разговаривала. Сначала позвонила Розалия Львовна и с восторженным писком принялась благодарить «милую Анечку».

Артемьев решил расплатиться честно. Он поднял Славкино дело, посмотрел материалы – и устроил скандал коллеге. Что за наглость, зачем пацана посадили? Это что – кабачок? Сеятель нашелся и сажатель, твою мать!

Парень что – признался?

Не признался?

И не признается, и вообще, ты чем думал? Ладно еще бомжа какого бить по почкам, хотя и это не рекомендуется. Или закоренелого урку прессовать. А это мальчишка из хорошей семьи, со связями, и… ладно бы доказательная база была! А то слезы кошачьи!

Тебя юристы с грязью смешают, если дело в суд потянешь… короче, выпускай и не майся дурью. У меня тут, кстати, интересная информация есть…

Информация была принята, Славка выпущен, и Розалия Львовна, заливаясь счастливыми слезами, откармливала и отмывала родного внука. И благодарила Анечку.

Аня кое-как отпихалась, подумав, что Эреш многое сделал для этого мира. Да, он злой и жестокий, но это василиск, а не болонка. Зато сколько добра он принес!

У Нины все наладилось, у Славки, у Лидии, у Маринки…

Ага, вспомни о черте…

Звонок телефона опять взорвал тишину квартиры.

– Анечка, привет! Как ты?

– Живее всех живых. А вы как?

– Димка проснулся.

– Ты мне номер карточки скажи, я тебе деньги за комп переведу, а телефоны отдам, как в городе будете.

– Когда мы там еще будем, – грустно протянула Марина, и Аня поспешила успокоить подругу.

– Марина, вы можете спокойно возвращаться домой.

– Думаешь?

– Уверена. Сейчас Сениным подельникам не до тебя, следы бы замести…

– А милиция… то есть – полиция?

– Чем дольше вы будете прятаться, тем вам же хуже будет. Так вы ничего не знали и ни при чем, и вообще – что происходит? К подруге на пару дней съездить нельзя? Даже если что и заподозрят, это к делу не пришьешь. А вот если вы и дальше будете отсиживаться невесть где, могут возникнуть вопросы. Например, с чего они так поступают? Зачем? Почему? И ответить на них ты не сможешь, не подставив всех нас.

– Ну… тоже верно. Мне Вася звонил…

– Вася – это кто?

– Манькин муж…

– И что ему было нужно?

– Его на опознание вызывали.

– А-а…

– Теперь хоронить надо, горюет мужик. Все же двадцать лет вместе, и Манька постоянно пела, как она его любит. Поневоле поверишь…

Ане плевать было на Васек, Мусек, Манек и Санек, всех, вместе взятых, но слушать все это лучше, чем сидеть и переживать. И думать об одном гаденыше… чтоб его!

Ох, нет! Чтоб у него все хорошо было, у сволочи такой, хвостатой чешуйчатой! И чешуя не тускнела.

– И?

– И Димка горюет. Она его подставить хотела, а он горюет, придурок!

Аня подумала, что Эреш в очередной раз поступил хорошо. Или – правильно?

Убивать женщин – плохо. А убивать таких гадин, как Манька? Мертвую ее можно будет оплакать и любить, а живую? Расхлебывать ту грязь, в которую она влезла сама и втянула всех?

Негуманно?

Кому тут ложку дать? Кушайте, не обляпайтесь…

В этом духе Аня и высказалась, посочувствовала подруге и спросила про Лиду.

Ведьмочка была жива, здорова и весьма довольна. Разбиралась с запасами трав, осваивала избушку, читала рецепты, медитировала на закате и купалась в росе на рассвете. Последнее – обнаженной, пришлось Димку от окон гонять. Он, гад такой, пытался что-то вякнуть про эстетическое чувство и стремление к прекрасному, но супротив сковороды еще ни одно прекрасное не выстаивало.

Да, пора в город… а то еще какое-нибудь чувство активизируется. Не прекрасного, так вдохновляющего, или еще чего… нет уж! Пусть сначала обязательную программу откатает!

Аня кое-как успокоила Маришку и попрощалась. И вновь подняла трубку.

– Петь, привет. Васька нас тут на выходные приглашал…

– Привет, Пулеметчица. И сейчас в силе, он нас будет ждать в воскресенье, с утра пораньше – и на весь день. Форма одежды – чего не жалко, сама знаешь, наши гоблины на тебе повиснут всей гроздью…

– Знаю.

Аня детей не любила в принципе, но жизнь – ехидная штука, и по какой-то издевке мироздания все встречные дети были без ума от Ани. Нежно и искренне. Встречали восторженным визгом, повисали пластырем на шее, безропотно лопали кашу или суп из ее рук, доверяли секреты и вообще обожали тетю Аню.

Друзья этим нагло пользовались и скидывали на нее своих отпрысков с отвратительной регулярностью… отбрыкаться от Петьки и Чапая Аня просто не могла.

Но детей не любила.

– Мне за тобой заехать?

– Нет уж! Подари мне пару часов свободы, – огрызнулась Аня.

Петин «дастер» вмещал и Петьку, и его супругу, и детей, и Аню. Но кто сказал, что ей хочется ехать с этим зоопарком?

Она требует политического убежища и защиты людей от детей! Вот!

Вслух она этого не скажет, но поедет исключительно на «коровке».

Петька, который был полностью в курсе тонкой душевной организации подруги, только рассмеялся.

– Как скажешь, Ань. Ты одна приедешь?

– Да.

– А твой мужик где?

– Он уехал.

– А обещал вернуться?

Настроение у Ани падало, как стрелка барометра.