–Спасибо,– Эрмина кивнула с самым серьёзным видом.

–Я всего лишь оправдывал самоубийство матери. Как глупо. Вся моя чёртова жизнь – бред сумасшедшей женщины!

–Это не так,– строго возразила Эрмина.– Она любила тебя и заботилась. По-своему, конечно, но не думаю, что она желала тебе зла. Любовь матери – не глупость. Даже такая, искалеченная и вывернутая наизнанку… не глупость.

–Спасибо.

Мне показалось, что Джошени беззвучно плачет.

Эрмина вдруг остановилась и повернулась к Джошени, схватившись маленькой ладошкой за край его куртки.

–Я думала над последними словами твоей матери,– сказала девушка.– Теми, что она оставила в записке. Могу ошибаться, но, может быть, она поняла, как сильно ошибалась. Поняла, что натворила, и ушла, позволив тебе самому выбирать, как жить. Рядом с ней ты бы никогда не избавился от её пагубного влияния и продолжал бы слепо верить каждому её слову. Умерев, твоя мама освободила тебя.

–Я тоже так думаю,– кивнула я.

Джошени промолчал.

На деле никто уже не узнает, что имела в виду его мама. Может, она на самом деле устроила себе «проверку». Или испугалась, осознав, что все её труды напрасны; как бы она ни старалась, сын всё равно умудрился подвергнуть себя опасности. А может, она раскаялась в совершённой ошибке и не вынесла груза вины.

Кто знает. Но я хотела верить в версию Эрмины. Мать Джошени решила отпустить его, поэтому ушла сама. Почему бы и нет? Должны в этой мрачной истории найтись и светлые стороны.

–Спасибо,– прошептал Джошени, и мы продолжили путь.

Пещера вела нас наверх. На каком-то участке пути её дно выровнялось, и мы зашагали по идеально горизонтальной поверхности, но потом опять начался подъём.

И вот впереди замаячил свет. Он был тусклый и неясный, но для наших привыкших к полумраку глаз он сиял, как самый мощный прожектор. Свет придал нам сил. Мы заспешили ему навстречу, и даже Эрмина увереннее опиралась на больную ногу.

Стены пещеры расступились в стороны, выпуская нас в объятия леса. Я словно вырвалась на волю из душного набитого пылью и грязью мешка. Меня больше не беспокоил дождь, наоборот, я с восторгом подставила лицо крупным каплям.

–Где мы?– спросила Эрмина, с умиротворением вдыхая свежий воздух.

Джошени огляделся по сторонам, взгляд его был мутным и уставшим.

–Думаю, мы ушли западнее смотровой площадки, но я не уверен.

–Винсен и остальные должны быть где-то рядом,– сказала я.– Надеюсь.

Джошени кивнул.

Идти по лесу оказалось сложнее, чем по пещерному дну. У нас заплетались ноги, и несколько раз я чуть не упала. К счастью, скоро мы вышли на расчищенное место, напоминающее старую заросшую дорогу.

–Одна из туристических троп,– пояснил Джошени безжизненным голосом.

И тогда…

–Э-эй! Ше-ен! Ли-и!

Вдалеке раздались знакомые голоса. Из последних сил я набрала в лёгкие как можно больше воздуха.

–Мы зде-есь!

Впереди из кустов с шумом выбрался человек. Следом за ним – ещё один. Винсен и Илай.

–Вот и вы!– воскликнул Илай и, заметив наш убитый вид, добавил:– Чёрт, держитесь за меня!

–К-как вы оказались на этом берегу?– спросил Джошени, с трудом ворочая языком.

–Мы соорудили временную переправу у главного моста,– пояснил Винсен и подставил другу плечо.– Неплохо так вышло. Только сейчас не в этом дело! Скорее, в гостиницу!

Неприятно признавать, но я вымоталась куда сильнее, чем подозревала. Увидев перед собой Илая и Винсена, я разрешила натянутой внутри струне расслабиться и тут же отключилась, как электроприбор, вытащенный из розетки.

Ворох одежды упал на кровать рядом с раскрытым чемоданом. Я тяжко вздохнула, поднимая упавшую на пол юбку, и в который раз поразилась странному выбору одежды, оказавшемуся в моем гардеробе. Что ни говори, а надеть подобное было свыше всяких сил: непрактично и слишком вызывающе. Определённо, Дэбра что-то нахимичила с сумками.

Под очередной вздох я посмотрела в окно. Уезжать из «Амнеи» казалось чем-то странным и неправильным. Интуиция кричала, что не на все вопросы были найдены правильные ответы.

Но всё же часть тайн разрешилась.

Оказалось, смотровая площадка упала в озеро. То ли из-за старости, то ли под действием вчерашней разрушительной стихии, но часть утёса откололась и рухнула прямо на каменную лестницу. Грохот её падения мы и услышали. Страшно представить нашу участь, не найди мы вторую пещеру. Однако мы справились и выжили. И скоро будем дома.

Курс лекций был успешно завершён. С Эрминой мы обменялись телефонными номерами и пообещали поддерживать связь. Хотелось верить, что мы станем с ней хорошими друзьями.

Взгляд упал на листы бумаги, небрежно подсунутые под настольную лампу. Это были записи, которые Эрмина посчитала дневником своего отца. Я так и не отдала их ей после спасения из озера, было не до того.

Сейчас, когда всё успокоилось, записи интересовали меня всё больше и больше. Я вытащила их из-под лампы и вчиталась в неровные строки.

«…Природа заповедника радует глаз, но душе неспокойно от отсутствия какой-либо фауны. Что за странное место».

«…Найду ли я ответ у озёр? Не знаю, но стоит попытаться».

«…Я оставил остальные записи в тайнике в низине. Прости, Анн, но мне придётся рискнуть и поставить на кон абсолютно всё, включая те светлые стороны моей личности, которые могла разглядеть лишь ты».

Эрмина сказала, что «Анн»– одно из сокращений имени её матери. И, хотя указанное имя не было особенно редким, всё же сложно было списать это на совпадение.

Почерк в записях был размашистым и прыгающим, незнакомым. Возможно, слишком уж неряшливым, а слова – преувеличенно напыщенными. Однако и на выдумку они не походили. Я тоже за все семь дней, большей частью проведённых в погоне за Джошени по заповеднику, не увидела ни одного животного, за исключением псов профессора.

Кроме того, куда делся этот исследователь? Мне вспомнились пятна крови, обнаруженные у небольшой пещерки во время Охоты за сокровищами. Нужно было сообщить о них Эрмине, но я не рискнула. Она бы захотела продолжить поиски в одиночку, что казалось не самой лучшей идеей.

Я бы с радостью составила ей компанию в поисках отца, но прежде всего нужно было помочь Джошени справиться с его тягой к «проверкам». На первый взгляд, Джошени выказывал все признаки осознания своей неправоты, но на деле невозможно было за пару дней выкорчевать из души корни столь застарелой душевной травмы.