– Я хочу еще раз увидеть молочное озеро, – сказал Эхо робко.

Айспин посмотрел на него сверху вниз.

– Оно тебе понравилось, не так ли? – ухмыльнулся он. – Я уже подумал о том, что ты наверняка захочешь взглянуть на него еще раз. Оно заполнено свежим молоком.

Он повернулся к ужаске.

– Ты хочешь пойти с нами, мое сокровище? Дорога туда немного изнурительна.

– Нет, спасибо! – поспешно отмахнулась Ицануэлла. – Я лучше останусь здесь и полюбуюсь панорамой города.

– Тогда мы пошли, – скомандовал Айспин. Он слегка отпустил цепочку и на лестнице пропустил Эхо вперед. Постепенно становилось теплее, а ветер усиливался, как и предполагал мастер ужасок.

– Может быть, ты не поверишь, – сказал старик, – но мне будет недоставать твоего общества. Твое пребывание здесь очень благотворно подействовало на меня, и я с большой неохотой отказываюсь от этого.

– Очень лестно, – ответил Эхо. – Но ты ведь можешь еще передумать.

– Если бы это было так просто, – вздохнул Айспин. – Но все уже решено. Варево должно быть приготовлено сегодня!

– Ты действительно уверен, что это сработает? Что эксперимент удастся? – отважился спросить Эхо.

– Уверенным нельзя быть никогда. Возможность неудачи существует в каждом деле. Любой эксперимент может потерпеть фиаско.

Эхо вспомнил момент слабости Ицануэллы на лестнице. Тогда она сказала что-то очень убедительное.

– Пожалуй, но иногда лучше отказаться от какого-нибудь дела, чем его загубить, – сказал он. – Гору лучше обойти, чем с нее сорваться. Пустыню лучше не пересекать, чем мучиться в ней от жажды. В этом случае всегда можно себе потом сказать: я мог бы это сделать.

– Это довольно удобная позиция для исполнения обязательств, – рассмеялся мастер ужасок. – Но не для меня. Я бы всегда себя упрекал в том, что не попытался это сделать. Нет, ты не сможешь меня переубедить. Ты – нет!

«Я – нет, – подумал Эхо. – Но, может быть, кто-то другой».

Они пришли к молочному озеру. Но на этот раз Эхо не видел ни благодати, ни красоты этого места. Да и аппетита у него тоже не было. Но он сделал вид, что жадно пьет молоко. Он даже взялся за хрустящего перепела, которого долго обгладывал. Ему надо было выиграть время, чтобы Ицануэлла могла успокоиться.

– Я чуть было сам не опустился до уровня вампиров, – сказал Айспин, ведя Эхо за цепочку. – Только общение с тобой помогло мне понять, что, кроме ночи, есть еще и день. Теперь с Флорией я хочу все исправить. Для меня будет действительно очень важно, если ты нас благословишь.

«Он, наверное, нервничает! – подумал Эхо. – Он хочет меня сейчас прикончить, но перед этим еще получить мое благословение». Тем не менее он решил сыграть с ним в жестокую игру и сказал:

– Хорошо, я благословлю вас.

– Спасибо! – сказал Айспин. – Для меня это очень важно. В другом мире мы бы наверняка стали хорошими друзьями.

– Да, – подтвердил Эхо. – В другом мире.

Солнце нещадно жгло, и сильные порывы ветра прижимали траву. На крыше становилось все неуютнее.

– Так! – воскликнул наконец Айспин и потянул за цепочку. – Пора возвращаться в замок. Время вышло. Работа зовет.

Когда они вернулись, с Ицануэллой что-то произошло, Эхо заметил это еще издалека. Исчез ее мигающий взгляд и торопливые жесты. Но появилось что-то другое. В воздухе висел небывалый, сильнейший запах духов из царапковой мяты. Ужаска встала таким образом, что ветер нес запах в сторону мастера ужасок, когда они еще были на лестнице.

«Ну наконец-то, – подумал Эхо. – Она опять обрела рассудок».

– Один! – сказала ужаска, когда Эхо и Айспин подошли к ней.

«По шкале, – добавил мысленно царапка. – Очень хорошо. Она преодолела свой страх».

– Что ты сказала? – спросил Айспин.

– Э-э-э, один, – пролепетала Ицануэлла. – Один… единственный в своем роде, этот вид отсюда сверху. Очень возвышенное состояние, будто из твоей души уходят все волнения и тревоги и их уносит куда-то ветер.

Айспин стоял в воздушном потоке, который обвевал ужаску и нес к нему аромат ее духов. Он был как загипнотизированный. У него был стеклянный взгляд, и его слегка пошатывало. На лице его лежала блаженная улыбка.

«Теперь моя очередь, – подумал Эхо. – Я должен воззвать к чувствам Айспина, разбудить его сочувствие».

– Должно быть, это прекрасное ощущение – стоять здесь и чувствовать себя влюбленным, – сказал царапка робко. – Как бы хотелось мне узнать, что это такое. Я еще никогда не был влюблен.

– Ты еще никогда не был влюблен? – переспросила ужаска. – Это печально.

Эхо вздохнул и посмотрел вдаль.

– Там, за Синими горами, живет особая порода царапок, которые якобы могли бы мне показать, что значит любовь. Но теперь из этого больше ничего не выйдет.

Он бросил украдкой взгляд на мастера ужасок. Айспин оставался безучастным. Был ли он действительно равнодушным или в нем бушевали чувства, боролись между собой безумие, сочувствие, любовь и злоба? Или он уже давно разгадал второразрядную комедию Эхо и Ицануэллы? И думал исключительно о какой-нибудь алхимической формуле, связанной с изъятием жира из Эхо? Никто не мог этого сказать.

«Да это уже и неважно», – решил Эхо. Настал момент! Духи уже должны были достичь своего максимального действия. Сейчас или никогда! Он решительно кивнул Ицануэлле.

– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказала она, повернувшись к мастеру ужасок.

Айспин насторожился.

– Что такое? – спросил он. – Проси все, что ты хочешь, моя любовь.

– Я бы хотела, чтобы ты отпустил царапку. Я не вынесу, если кто-то умрет в день нашего счастья.

«Все сказано точно, – подумал Эхо. – Смело и самоуверенно, с полной надеждой на силу действия мяты».

Мастер ужасок пристально посмотрел на Ицануэллу.

У Эхо бешено колотилось сердце. Что Айспин сделает дальше? Истерически расхохочется? Упадет на колени? Превратится в галку? В отношении него можно было рассчитывать на все.

– Это твое желание? – спросил Айспин. – Чтобы я отпустил Эхо?

Ицануэлла кивнула. Она твердо смотрела ему в глаза.

– Ты знаешь, что это для меня значит? Для моей работы?

– Да, – сказала ужаска.

– Нет, – крикнул Айспин и выпрямился. – С позволения сказать, ты не можешь судить, моя любовь. Никто не может. Это – то же самое, что просить солнце перестать светить. Запретить шторму бушевать. Вся моя жизнь, вся моя работа потеряла бы смысл. Просто так! – Он щелкнул пальцами, и ужаска вздрогнула. – Это все равно, что ты вырвала бы мне из груди сердце и съела бы его перед моими глазами. Ты бы сделала нечто подобное? Это действительно твое желание?