Его лицо смягчилось. Плечи приподнялись и опали. Рука изогнулась в загадочном жесте – то ли «иди сюда», то ли «кидай, согласен».

«Что страшного в переписке?» – отправила Франческа очередное заклинание.

Никодимус подхватил золотую фразу, и руны тут же начали искажаться. Он даже не пытался их перевести. Только смотрел на Франческу с вызовом и отчаянием – а может, просто с болью во взгляде. Едва он продемонстрировал ей получившуюся абракадабру, золотистое предложение рассыпалось в прах.

Какография. Он может воспользоваться ей как оружием, может ее притормозить, но не может от нее избавиться.

– Ну же! – попросила Франческа вслух.

Никодимус мотнул головой.

– Пожалуйста. Нужно. Я не слышу.

Он развел руками.

– А-а-а, – простонала Франческа с досадой. – Ну же!

Она оглянулась, ища, как бы его принудить. И тут на глаза попался валун с расстеленными штанами. Франческа посмотрела на Никодимуса с таким же вызовом, как он прежде. Уголки губ поползли вверх, тогда как губы Никодимуса сложились в отчетливое: «Не смей!»

Франческа уже лезла по камням к заветному валуну. Никодимус переплыл бы узкий ручей в несколько гребков, но схватить шантажистку за ногу и стянуть ее в воду означало заразить ее язвенными чарами. Поэтому она безнаказанно вскарабкалась на тенистый откос, заливаясь смехом.

Никодимус стоял по пояс в воде. Губы напряженно двигались, и Франческа не задумываясь отдала бы годовое жалованье, лишь бы узнать, какими словами он ее костерит.

– Ну же! – выговорила она сквозь смех. Поток ругательств, кажется, не прекратился. – Ну!

Он стоял и смотрел, не двигаясь с места.

– Давай, или сам забери! – Она помахала трофеем.

Никодимус испепелил ее взглядом. Только огромным усилием воли она удержалась от смеха. Еще немного пометав молнии глазами, он наконец написал крошечное золотое заклинание и швырнул Франческе.

«Ниновижу!» – прочитала она и расхохоталась. «Спорим, ты говоришь это всем девицам, которые оставляют тебя голышом в ручье?» Ему пришлось переводить перехваченный текст со скоростью света, пока он не разлетелся, и все равно, как он ни старался, заклинание осыпалось золотой пылью. К Франческе полетел ответ: «Фсио. Одай одежу».

Франческа улыбнулась про себя, но высмеять не решилась. Пока. «Не так уж и плохо, а?» – написала она.

«Жудь!»

«Обещай и дальше переписываться».

«НЕТ!»

«Иначе не получишь штаны».

«Ниновжу!»

Франческа хихикнула, и уже собиралась ответить, когда Никодимус вдруг вскинул голову к небу. Над лесом парила большая белая чайка – так Франческе показалось вначале, когда она проследила за его взглядом, и только потом она распознала в изящном силуэте «Королевскую пику». Корабль несся стрелой прямиком к разоренному лагерю. Когда она оглянулась, Никодимус уже вылезал из воды.

Из целительского и обыкновенного женского любопытства Франческа непременно бы подглядела – будь перед ней любой другой. Но сейчас она, сжалившись, отвела глаза: хватит с Никодимуса унижений. Хотя, учитывая нелестное для мужской анатомии купание в холодной воде, повод для издевок, скорее всего, получился бы отменный. Отвернувшись, она протянула ему штаны, но Никодимус оторвал с левой руки какое-то заклинание и швырнул параллельно земле. Отскочить Франческа не успела – ее спеленало мгновенно. Видимо, лесного полумрака для заклинания оказалось достаточно.

Штаны рванулись из ее рук к Никодимусу. Даже не взглянув на Франческу, он впрыгнул в них и помчался к лагерю. Через минуту связывающее заклинание развеялось и Франческа, заливаясь смехом, побежала следом.

Франческа всегда представляла воздушные корабли как летучие парусники. Ей казалось, что иерофанты бегают по тканевым палубам, как по деревянным, травя рифы и беря шкоты – или что там делают со всем этим морским добром. Впечатление подтверждали те немногие воздушные корабли, которые она видела во время швартовки, когда команда действительно сновала по палубам, готовя гигантское судно к разбору на аккуратные тканевые свертки.

Сайрус на это лишь рассмеялся:

– В воздухе все совсем по-другому.

Они разговаривали через магистра Шеннона, который переводил Сайрусу нуминусные руны, пока тот начинял Франческину мантию иерофантскими чарами, чтобы черный хлопок переплелся с шелком корабля. Заматывая на Франческе тюрбан с вуалью, Сайрус объяснил, что в полете пилоты по кораблю не вышагивают (разве что тот идет совсем малой скоростью), а надевают его, как одежду.

Франческа не поняла. «Королевская пика» ничуть не изменилась с прошлого раза – тот же шестигранный остов и ятаганные крылья. Сама она теперь была намертво, словно пуговица, пришита к палубе, но все равно не понимала, как можно надеть на себя корабль.

А потом они снялись с якоря, и оказалось (когда легкие вывернулись наизнанку от крика), что воздушный корабль спеленывает тебя, словно огромная взбесившаяся простыня, и тащит ввысь со скоростью, от которой все внутренности сплющиваются и размазываются по стенкам.

Наконец, взмыв под облака, откуда уже видно было поблескивающий на западе океан, «Королевская пика» расправилась в огромное крыло размером шире двух рыночных площадей. Франческа, откричавшись, увидела, что вплетена в корабль с изнанки, и над головой прорезано окошко, чтобы не упираться носом в ткань. Гигантский корабль каким-то невероятным чудом распластался до толщины бумажного листа.

Внизу простиралась бездна глубиной пять тысяч футов и бескрайняя саванна. Франческа осторожно расправила стиснутые на груди руки, раскидывая их по ветру, а потом поискала взглядом Сайруса и других иерофантов. Пилоты, слившись мантиями с натянутой тканью, плавали по кораблю, словно рыбы в воде. Одна из таких рыб, невообразимо толстая для иерофанта, застыла справа, на расстоянии вытянутой руки. Франческа вспомнила, кто это, и рассмеялась.

Погрузка Никодимуса на корабль вызвала непредвиденные сложности. Стоило ему коснуться палубы, и из шелка тончайшей пылью посыпался текст. Случись такое в воздухе, недолгий остаток жизни команда посвятила бы экспериментам над криком как способом предотвращения неминуемой гибели от резкого столкновения с землей.

Не желая ставить такие опыты, Сайрус с Иземом запеленали Никодимуса как куколку – точнее, как гигантского младенца, попавшего в руки чересчур фанатичной богине материнства. Франческа запустила в него заклинанием: «Я понимаю, как неловко было предстать передо мной нагишом, но так закутываться – это уж чересчур».

Пальцы правой руки Сайрус оставил Никодимусу свободными – на случай, если понадобится выпутываться при опасности. Этими пальцами он и поймал послание Франчески, а через минуту протянул ей. Неужели написал новое? Но стоило подцепить фразу, и та лопнула, брызнув золотом во все стороны. Франческа, вскрикнув от неожиданности, отдернула руку.