Человека в железной маске. – Я выбралась из источника и завернулась в полотенце. – Не знаю, как ты, но я пока не в лучшей форме.

– После такой лихорадки немудрено, – сочувственно произнес Сиротка. – Меня схватили на Рю де Гренель, возле Дома инвалидов. Вероятно, стоит начать поиски Человека в железной маске оттуда.

– Тут скорее исключение, чем правило. Обычно он охотится в районе Двора чудес, а костяная рука – его фирменный знак.

– Обязательно передам соглядатаям на поверхности, – кивнул Вье-Орфеля. – Встретимся в воскресенье, на станции Сантье в половине двенадцатого ночи. Если вдруг понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

– Договорились.

– На прощание, темная владычица, позволь преподнести тебе небольшой, ни к чему не обязывающий сувенир. – Сиротка вылез из купальни и запустил руку в углубление. – Прими его в знак искреннего восхищения от соратника-революционера.

С полотенцем вокруг талии он направился ко мне. Я взяла протянутую деревянную шкатулку и приподняла крышку.

На шелковой подушечке лежала белая маска с подогнанными под меня прорезями для глаз, алым ртом и черным мотыльком, распростершим крылья по щекам. Белые участки были покрыты сетью мелких трещинок, искусственно старивших краску. Настоящий шедевр.

– Восхитительно! – Я провела пальцем по выпуклому носу, губам. Кто-то изучил мое лицо с такой тщательностью, как будто снял слепок. – Кто мастер?

– Я, – отозвался Сиротка. – Маски – моя страсть, сам изготавливаю их для скитальцев, опираясь на специфику их личности. Театр привлекает зрителя, темная владычица, а революция немыслима без аудитории. Но если нашим сценическим героям суждено подняться выше мишуры и дешевых уловок, мы должны жить ими, дышать. Я следую этому правилу вот уже одиннадцать лет, с тех самых пор, как впервые надел маску.

В прорезях мелькнули темные проницательные глаза. Интересно, кто же все-таки скрывается за маской и что толкнуло его на путь сопротивления.

– Если хотим одолеть богов, нужно создать вокруг себя ореол тайны. Мой подарок позволит в любую секунду увести со сцены Пейдж Махоуни, с ее страхами, горестями и болью, и выпустить на подмостки Черную Моль. Слагай о ней легенды. Возвести о них Парижу. И клянусь, цитадель никогда не устанет внимать тебе.

У меня никогда не было костюма. В битве за власть я сражалась в образе Бледной Странницы, подручной Белого Сборщика, хоть и заявляла себя как Черную Моль. Наверное, час пробил.

– Спасибо. – Я захлопнула шкатулку. – И зови меня Пейдж. Наедине, разумеется.

– Пейдж. – Сиротка отвесил мне поклон и получил ответный. – До новой встречи.

Вье-Орфеля откланялся. Я оставила шкатулку возле купальни и принялась одеваться, не сводя глаз с маски – единственного свидетельства, что наш разговор не был галлюцинацией, навеянной жаром.

Приготовленные для меня вещи были сшиты вручную и еще не остыли от утюга. Кто-то зажег в моей «палате» горелку. Я устроилась подле нее – обсушить волосы.

Рюкзак валялся в углу. Камера тоже оказалась на месте. Только бы фотография уцелела! А вот конфигуратор от воды превратился в тряпку.

Я нервно меряла шагами грот, складывала одеяла, сворачивала коврик, служивший мне подстилкой почти неделю. Из оцепенения меня вывел голос:

– Пейдж.

Я встрепенулась. Арктур заслонял вход в пещеру.

У меня перехватило дыхание. Он здесь. Живой. Мне хотелось броситься к нему, но сердце кольнула тревога.

– Ты вернулся!

– Да. А ты, по всей видимости, пришла в себя.

– Давно пора. – Я не могла отвести от него глаз. – Надин сказала, ты дежурил возле меня сутки напролет.

– Хм.

Он опустил полог, заглушив гомон, царящий в appartements privés. В уединении грота, озаряемого пламенем, меня занимала единственная мысль: слышал ли он мое признание, вырвавшееся за мгновение до того, как надо мной сомкнулись воды? Передала ли золотая пуповина мои слова?

Я хотела тебя. Хотела нас.

– Разговаривала сейчас с Вье-Орфелей. Мы заложили фундамент для слияния наших Синдикатов. В купальне. Что вполне… естественно.

– Отрадно слышать. – Пылающий взгляд прожигал меня насквозь. – Значит, миссия выполнена. Второй Шиол рухнул.

– Да.

Постепенно на нас снизошло осознание, какой мощный удар мы нанесли в самое сердце Сайена.

– Скорее всего, «Домино» снимет нас с довольствия, – сказала я. – Дюко предупреждала, что отставным агентам стирают память белой астрой. Впрочем, ее действие нейтрализуется голубой, вот только найти ее довольно сложно.

– Голубая астра, – сощурившись, повторил Арктур.

– Да. Сайен с ее помощью выведывает у пленников сокровенные воспоминания, – пояснила я.

– Вранье! – отрезал рефаит. – Нарочно выдуманное, чтобы держать ясновидцев в страхе. Голубая астра действительно стимулирует воспоминания, но прочесть их может лишь онейромант.

– Да ну? – Здорово же Сайен запудрил нам мозги! – Так ты сумеешь восстановить мне память?

– Теоретически я могу нейтрализовать действие белой астры, но на практике никогда не пробовал. Память – механизм невероятно сложный. И хрупкий.

Повисла пауза. В тишине вспомнился пожар. Привкус гари, сопровождавший мой вопрос, хочет ли он меня. Дым и что ему предшествовало.

– Арктур… Я больше не сержусь за то, что ты утаил от меня правду об эмитах. Твой проступок меркнет по сравнению с тем, что совершила я, отказавшись убивать Джексона. Мне нет прощения.

Я чувствовала на себе его взгляд, но не смела поднять глаза. Щеки пылали от стыда.

– Если бы мы поменялись местами и ты отказался убить моего мучителя, если бы после всего по-прежнему питал к нему симпатию… я бы вряд ли простила. Джексон прав. Глубоко внутри ты, наверное, меня презираешь.

– Напротив, ты оправдала мои ожидания. Ты не палач, Пейдж Махоуни.

– Но сейчас война, а на войне положено убивать. Однажды я пощадила Джексона – из милосердия, о чем горько пожалела.

Арктур подался вперед, как будто хотел заключить меня в объятия, но остановился за миг до того, как наши ауры соприкоснулись.

– Милосердие – весьма недооцененное качество. Оно и отличает тебя от Сайена. При любом раскладе Джексон Холл либо мертв, либо приговорен. Нашира снимет с него голову за то, что он не защитил колонию. – Рефаит понизил голос. – Обязательства перед Тирабелл вынудили меня утаить правду. Хотя вы с Джексоном более не связаны никакими обязательствами, ты всегда будешь считать себя перед ним в неоплатном долгу. Он открыл тебе иной мир. Стал твоим отцом, спасителем и другом.

– Кто старое помянет… Да и потом, он вечно мне лгал.

– Пейдж, я онейромант, поэтому мне доподлинно известно, какую власть над нами имеет память.

Я медленно подняла взгляд и не увидела на его лице ни тени лукавства.

– Прости меня.

– Давно простил.

Арктур шагнул ко мне. Легонько коснулся кончиков пальцев. Словно наши руки были сделаны из стекла, а не испещрены шрамами и закалены в боях.

Странно, как чувство может появиться из ниоткуда. Впрочем, я всегда испытывала