данном случае должен иметь место процесс развития и следует предположить, что он заключается в искоренении склонности человека делать зло и под влиянием воспитания и культурной среды заменять ее на склонность совершать добрые дела. Но тогда, правда, позволительно удивиться тому, что у воспитанного таким образом человека зло проявляется настолько активно.

Однако такой ответ содержит тезис, который мы собираемся оспорить. В действительности не существует никакого «искоренения» зла. Психологическое – говоря строже, психоаналитическое – исследование, напротив, свидетельствует, что самая глубокая сущность человека заключена в побуждениях, элементарных по своей природе, одинаковых у всех людей и направленных на удовлетворение определенных, существующих изначально потребностей. Сами по себе эти потребности ни добры, ни злы. Мы классифицируем их и их последствия в зависимости от их отношения к нуждам и требованиям человеческого сообщества. Нужно признать, что все побуждения, обсуждаемые обществом в качестве злых, – представителями таковых мы признаем побуждения эгоистические и жестокие – находятся среди этих элементарных устремлений.

Эти примитивные побуждения проделывают длинный путь развития, прежде чем им будет позволено направлять действия взрослого человека. Они подвергаются торможению, направляются на другие цели и области деятельности человека, сливаются друг с другом, меняют свои объекты, частично обращаются против собственной личности. Психические структуры, противодействующие определенным влечениям, как бы имитируют содержательные преобразования последних: из эгоизма возникает альтруизм, из жестокости – сострадание. За счет подобных противодействующих структур некоторые побуждения чуть ли не с самого начала выступают в виде пары противоположностей – отношение весьма удивительное, чуждое общепринятым представлениям и названное «эмоциональной амбивалентностью». Легче всего удается наблюдать и понять этот факт, когда очень часто сильная любовь и изрядная ненависть существуют, объединившись у одной и той же личности. Психоанализ добавляет к этому, что нередко два противоположных эмоциональных побуждения также выбирают своим объектом одно и то же лицо.

Лишь после победы над всеми такими судьбоносными влечениями складывается то, что называют характером человека и что, как известно, весьма приблизительно можно классифицировать как «доброе» и «злое». Человек в целом редко является «добрым» или «злым», чаще всего он «добр» в одном отношении, «зол» в другом, или же «хорош» при одних внешних обстоятельствах и «плох» при других. Представляет интерес наблюдение, что преобладание в детстве мощных «плохих» побуждений часто становится прямо-таки предпосылкой для особенно заметного поворота взрослого к «хорошему». Крайне эгоистичные дети могут становиться более всего склонными к вспомоществованию и самопожертвованию гражданами; большинство сострадающих идеалистов, филантропов и защитников животных сформировались из маленьких садистов и мучителей зверей.

Преобразование «злых» влечений – продукт двух действующих однонаправленно факторов (внутреннего и внешнего). Внутренний фактор состоит в оказании влияния на дурные – как мы говорим, эгоистические – влечения с помощью эротики, потребности любить человека при самом широком понимании слова «любовь». Благодаря примеси эротических компонентов эгоистические влечения преобразуются в социальные. Люди научаются оценивать факт обретения любви как преимущество, ради которого можно отказаться от других приобретений. Внешний фактор – это давление воспитания, которое представляет собой требования культурного окружения и позднее поддерживается прямым воздействием культурной среды. Культура была добыта благодаря отказу от удовлетворения влечений и требует от каждого нового своего члена осуществления такого же ограничения влечений. В ходе индивидуальной жизни происходит постоянное преобразование внешнего принуждения во внутреннее. Влияние культуры направлено на то, чтобы с помощью эротических добавок все больше эгоистических устремлений превратились в альтруистические, социальные. Можно в конечном счете предположить, что все внутреннее давление, оказывающее влияние на развитие человека, было изначально, то есть в истории человечества, сугубо внешним принуждением. Люди, рождающиеся сегодня, имеют при себе в качестве унаследованной структуры какую-то часть склонности преобразовывать эгоистические влечения в социальные, причем это преобразование осуществляется в ответ на незначительные стимулы. Другая часть подобного превращения влечения должна происходить в течение самой жизни. Таким образом, отдельный человек находится не только под действием своей нынешней культурной среды, но подвержен влиянию еще и истории культуры своих предков.

Если мы назовем присущую человеку способность с помощью использования эротики преобразовывать эгоистические влечения его пригодностью к культуре, то получим возможность добавить, что подобное свойство состоит из двух частей: врожденной и приобретенной в течение жизни, а их отношения друг к другу и к оставшейся непреобразованной части действующих влечений весьма вариабельны.

В общем и целом мы расположены слишком высоко оценивать прирожденную часть, а вдобавок избегаем опасности преувеличить роль пригодности к культуре вообще оставшейся примитивной деятельности влечений, то есть предпочитаем судить о людях «лучше», чем они есть на самом деле. Ведь существует и еще один фактор, искажающий нашу оценку и фальсифицирующий сам вывод в благоприятном духе.

Естественно, что побуждения другого человека ускользают от нашего восприятия. Мы судим о нем по его действиям и его поведению, которые мы объясняем мотивами из сферы деятельности его влечений. Такой вывод в некоторых случаях неизбежно приводит к ошибке. Одни и те же «благие», с точки зрения культуры, действия могут происходить в одном случае из «благородных» мотивов, в другом – из «дурных». Этики-теоретики называют «хорошими» только те поступки, которые являются выражением хороших побуждений, другим они отказывают в признании таковыми. Однако общество, руководствующееся практическими целями, подобное различение, в общем-то, не волнует, оно довольствуется тем, чтобы человек направлял свое поведение и действия в соответствии с культурными предписаниями, и мало интересуется его мотивами.

Мы уже знаем, что внешнее принуждение, использующее влияние воспитания и окружения на людей, проводит широкие преобразования деятельности его влечений в направлении добра, преобразует эгоизм в альтруизм. Но такое преобразование не является его неизбежным или закономерным результатом. Воспитание и людское окружение способны предложить вознаграждение не только в виде любви, но работают с вознаграждениями в виде и других преимуществ, вообще с помощью поощрения и наказания. То есть они способны проявлять свое действие так, что человек, подверженный их влиянию, решается на добрые, с позиции культуры, поступки и без прохождения облагораживания влечений, без превращения эгоистических склонностей в социальные. Результат окажется в первом приближении одинаковым. Лишь при особых обстоятельствах выясняется, что один человек постоянно действует во имя добра, потому что к этому его вынуждают природные склонности, другой же добр только тогда, так долго и в той мере, когда это соответствующее культуре поведение приносит пользу его эгоистическим намерениям. Однако при поверхностном знакомстве с отдельным человеком мы не располагаем средствами различить два этих случая и, конечно же, вследствие нашего оптимизма настроены серьезно переоценивать количество преобразованных культурой людей.

Итак, цивилизованное общество, требующее добрых дел и не особенно беспокоящееся о природных основаниях последних, получило значительное количество повинующихся культуре людей, не следующих в таком случае своей природе. Воодушевленное этим успехом, оно поддается соблазну предельно