Кален отдышался. Ярость отнимала больше сил, чем он ожидал, а от ее высвобождения легче не становилось.

– Не могу поверить, что Ариан отдал тебе право вершить судьбу мира!

– Не могу поверить, что до того, как я полностью вернул воспоминания, ты, несносный идиот, мог нравиться мне!

– Я с самого начала был таким!.. Что?

Тревис отступил назад, словно перед ним возникла опасность. И она действительно была и даже успела настигнуть его. Весь пыл Калена, его предвкушение очередного конфликта были в мгновение уничтожены внезапным признанием врага. Он допускал, что это могло быть правдой, но не мог или не хотел задумываться об этом всерьез.

Внезапно Иона развернула их к себе. По пещере разнеслись два громких шлепка. Щеки Калена и Тревиса горели теперь не только от стыда, но и от пощечин. Красс не пожалела на них сил. Ее не ослепило даже признание.

– Вы не понимаете, когда к вам обращаются ласково, да? – В голосе девушки бурлило раздражение. – И только посмейте еще раз забыть о нашей общей цели из-за секундного приступа ненависти. Знаете что? За это я ненавижу вас обоих. За вашу беспечность. Ведь это не вы умираете по-настоящему, а я! И если Тревиса я могу понять, то что насчет тебя, Кален? Неужели проявление твоего скверного характера дороже моей жизни?

После слов сестры он окончательно позабыл о сути своей выходки. Он пообещал себе, что если выживет и обретет уверенность в завтрашнем дне, то сделает все, чтобы избавиться от привычки все портить в последний момент.

«Не портить совсем я не могу. Это у меня в крови. Интересно, какими были мои биологические родители в моем возрасте?»

Но, чтобы узнать об этом, им нужно было выбраться из мира полумертвых, не обменявшись с подозрительно молчаливым Тревисом ни единым ругательством. Неловкость накрыла его толстой розовой пеленой, и он еще не скоро смог вспомнить, как правильно скандалить. Лишь две мысли были высечены в его голове: «Мы должны выбраться отсюда» и «Как я мог признаться в чем-то таком, даже если чувств больше нет?»

– Раз вы оба такие упрямые дети, я пойду впереди. – решила Иона, уверенно шагая вперед.

Но всего после нескольких шагов она с криком сорвалась вниз.

Однажды в дождливое утро Ариану сообщили о приходе незваной гостьи – Самнии. В ту же секунду он отклонил просьбу о встрече, но, казалось, его никто не спрашивал. С тех пор как жизнь стала меркнуть в его глазах, люди словно забыли о том, кто в межвремье главный. Манеры служанок стали развязнее, редкие гости позволяли себе вольности, и нередко их находили бродящими по замку без сопровождения – признак дурного тона.

Вот и сейчас никто не спросил Ариана, желал ли он этой встречи, был ли в настроении беседовать о том, что ему наверняка не понравится, и чего вообще хотел. А хотел он покоя в своей большой спальне, под толстыми слоями напоенных утренним холодом одеял, с легким паром от остывающего кофе на тумбе рядом.

– Она требует встречи. Боюсь, ты не можешь ей отказать, – Ларалайн разгребала завал на его рабочем столе.

С недавних пор кабинет и спальню повелителя пришлось объединить для его удобства. Он все еще старался принимать участие в королевских делах. Всякий раз, стоило Ариану поработать больше получаса, его останавливала неумолкающая головная боль. От каждого резкого движения темнело в глазах, и он сам на несколько мгновений словно отрывался от собственного тела.

– Неугомонная! – проворчал Ариан, откидывая подушку. – Впусти.

– Она просит, чтобы ты вышел к ней сам.

– Что? – Ариан хотел возразить и напомнить о своем здоровье, но понял, что тогда признает поражение перед смертью и потеряет авторитет в собственных глазах. – Сообщи ей, что я приду.

Ларалайн кивнула и вышла из его покоев.

«Чтоб ее!»

Ариан встал перед зеркалом, оперевшись на туалетный столик. С тех пор как тело стало изменять, он забывал смотреться в зеркало. По жалостливым взглядам Межвремье понимал, что выглядят, очевидно, не лучше мертвеца. Он был живой молодой душой в умирающем теле. Для придания этому телу хотя бы вида жизни нужно было потратить не меньше часа. Столько времени у него не было. Ариан выбрал один из самых ярких нарядов – золотой костюм с черной рубашкой и черными туфлями – и вышел из комнаты.

Самния ждала его в гостиной. Присутствие Ариана осталось ею незамеченным, словно мимо прошел призрак. Скрипнувшее рядом кресло отвлекло ее от склянок с космической жидкостью.

– Чего хотела? – небрежно бросил Межвремье. – Только не говори, что дело в той вселенной.

– В ней самой.

– И чего же ты хочешь от меня?

Самния поставила склянки на стол из красного дерева.

– Хочу, чтобы ты увидел этот мир. Ваш ми…

– Нет, – ответ Ариана был ожидаемо резким. Он качал головой, глядя в пустоту. – Ни за что.

– Ты должен его увидеть.

– Так должен или ты этого хочешь?

– Дело не только в том, что это первая и, вероятно, последняя вселенная, появившаяся от твоей любви, – настаивала Самния. – Неужели ты ни разу не хотел взглянуть на этот мир?

Ариан не смог найти в себе достаточно желания лгать или сил делать это. Все они были брошены на поддержание жизни, но, признавал он, многие из них тратились на самобичевание и дерзость по отношению к проявлявшим доброту.

Каким мог быть мир, рожденный от его любви к принцу Санни? Он представлял себе бескрайние луга, увенчанные розовыми цветами, узкие неспешные речушки, на дне которых прятались бы кристаллы и отполированные водой камни. Из них вышли бы драгоценные подарки. В этом мире, думал он, жило бы бесконечно умирающее солнце на фоне вечного заката.

Интерес зажал его в тиски, а он сам сжал подлокотники кресла. Самния заметила это.

– Отбрось свою гордыню. Сейчас в твоей жизни… не то время. Сейчас в ней должно найтись место принятию и смирению.

– Перед чем же мне смириться? На что ты намекаешь мне, Иномирье?

Самния холодно приняла это прозвище. И так всякий раз принимала, когда слышала. Ариан не называл ее так давно. Маленькое белое царство под звездным куполом было ее маленьким королевством без подданных. В нем не было ничего, чем дышал мир Ариана, и потому остальные времена даже не думали о ней как о времени. Для них она была перевозчицей. Люди назвали бы ее работницей на бесконечной службе, ведь, в отличие от своих родственников, она не могла беззаботно сновать из одного мира в другой. Каждый день она выполняла непосильную ни для одного времени работу – распоряжалась душами людей, пока их тела отдыхали, и умудрялась пропускать в среднем только тридцать из них за сутки. Но, даже несмотря на ее труды, в отличие от ситуации Ариана, о ее признании и речи не шло.