пиджачок он все-таки надел, и не по своей воле. Но стремительный уход его повел, в конце концов, «не к смерти, а к славе Божьей».

Вот как этот случай произошел.

В ноябре 1908 года государь из-за здоровья наследника жил в Крыму, в Ливадии. Свой полковой праздник Введения мы справляли тогда в Петербурге, так сказать, в «высочайшем отсутствии».

Утром была в полковом соборе торжественная обедня Введения – храмовой праздник, затем молебен, на который съехались депутации от соседних полков и «старые семеновцы», а по окончании молебна на площади, перед главным входом в собор – «церковный парад». «Церковный» отличался от обыкновенного парада тем, что не выносились знамена и люди были без ружей. Командир полка А.А. Зуров обошел ряды, поздоровался и поздравил с праздником. Затем поднялся на три ступени паперти и во весь голос прочел только что полученную царскую поздравительную телеграмму. Прочел и передал полковому адъютанту. «Державному шефу» прокричали «ура!», музыка сыграла «Боже, царя храни», и все разошлись. Люди строем пошли есть улучшенный обед в свои роты, а офицеры гурьбой, вперемешку с гостями, повалили есть сильно улучшенный завтрак в офицерское собрание.

Дежурным по полку в этот день был поручик Н.Г. Михайловский, бывший студент-филолог, мужчина состоятельный, положительный и основательный, а помощником дежурного – Николай Ильин.

В собрании, честь честью, как полагалось, под звуки музыки, приступили к закуске, затем сели за стол, съели и выпили, что было положено. Литовёт и «собранские» разлили вино, и начались тосты.

В промежутке между тостами к дежурному Михайловскому подходит «собранский» вестовой и шепчет ему на ухо:

– Вашсродие, там в передней один вольный («вольный» на солдатском языке значило штатский, человек не в форме) дожидается. Говорит, от газеты «Новое время». Желают списать царскую телеграмму для помещения, говорит, отчета по полковому празднику, вашсродие.

– Проведи его в дежурную комнату.

Михайловский выждал, когда замолкло «ура» и музыка после следующего тоста, положил салфетку, степенно встал, сделал несколько шагов к месту, где сидел полковой адъютант поручик Ф.Я. Сиверс, наклонился к нему и сказал:

– Послушай, Федя, в дежурной сидит репортер из «Нового времени», хочет списать царскую телеграмму для отчета. Где она?

Федя Сиверс был образцовый служака. Но в эту самую минуту ему не хотелось отрываться от приятной беседы с преображенским адъютантом, с которым они были приятели еще по Пажескому корпусу. Он и сказал:

– Голубчик, возьми ее сам. Она в канцелярии, у меня в письменном столе, в среднем ящике. Или, знаешь что… зачем тебе самому беспокоиться. Пошли Ильина… у него ноги длинные.

Михайловскому эта мысль понравилась. Зачем, в самом деле, иметь помощника, если по всякой мелочи нужно бегать самому. Он степенно вернулся на свое место, подозвал «собранского» и сказал:

– Попроси ко мне помощника дежурного, подпоручика Ильина.

Прибежал Ильин. Он весь горел и сиял от счастья и восторга. Были для такого его настроения и особые причины, о которых впереди, но тогда и парад, и гимн, и полковой марш, и солнечный холодный ноябрьский день, и парадные мундиры, и тосты, и музыка, две-три рюмки водки и два-три бокала шампанского, и все его любят – и офицеры, и солдаты, и сила, и здоровье, и 21 год от роду… И главное «то», о чем он никому не скажет… В эту минуту во всем Семеновском полку он был бесспорно самый счастливый человек. Бывают тихо-счастливые и бывают буйно-счастливые. Ильин был буйно-счастливый.

– Что прикажешь, Николай Григорьевич?

– Ильин, сходи, пожалуйста, наверх в канцелярию. Там у Сиверса в ящике в письменном столе царская телеграмма. Возьми ее и продиктуй корреспонденту «Нового времени». Он в дежурной комнате. Если он будет что-нибудь спрашивать, расскажи. Телеграмму потом отнеси сам на место.

– Слушаю, Николай Григорьевич.

И помчался. По дороге чуть не сшиб двух собранских с блюдами. В два прыжка взлетел на второй этаж в канцелярию, ворвался в адъютантский кабинет, схватил телеграмму и таким же аллюром спорхнул вниз в дежурную комнату. Навстречу ему поднялся со стула неопределенного вида седоватый господин в пенсне.

– Вы корреспондент «Нового времени»? Очень рад! Подпоручик Ильин. – Горячее рукопожатие. – Сегодня полковой праздник. Не хотите ли позавтракать? Не хотите? А то позавтракали бы… Отличный завтрак, с вином… Я сейчас велю подать! Ну, как хотите… Вам царскую телеграмму? Я сейчас вам продиктую. Присядьте, пожалуйста. Бумаги и чернил? Ах, у вас все с собою, сию минуту!..

Ильин развернул телеграмму и стал читать про себя. Телеграмма была в две с половиной строчки: «Поздравляю лейб-гвардии Семеновский полк с полковым праздником точка Уверен что потомки Петровских потешных полков всегда и всюду окажутся достойными своих славных предков Николай».

Как дежурный, Ильин на параде не был, чтения телеграммы не слышал, а только из окон собрания слушал музыку и «ура!».

Сейчас он в первый раз читал царскую телеграмму. Читал… и глазам своим не верил… Нет, этого быть не может! Такой холодной, сухой и официальной телеграммы добрый государь своему Семеновскому полку послать не мог! Единственное объяснение: случайно подмахнул не читая… В тех случаях, когда он лично поздравлял, он говорил совсем в других тонах… Когда завтра, на свободе телеграмму хорошенько прочтут все в полку, будет горькая обида… Да и все люди, во всей России, которые уважают и гордятся Семеновским полком, будут оскорблены до глубины души…

А Ильин в эту минуту сам был слишком счастлив, чтобы позволить, чтобы кто-нибудь во всем свете был огорчен или обижен. Необходимо было спасти положение. Что бы это ни было, упущение, недосмотр или злостная интрига, публиковать телеграмму так, как она была написана, было совершенно немыслимо. Ильин задумался. В глубине его души зрело важное решение.

– Вы хотели продиктовать телеграмму…

– Да, да, сейчас, сию минуту. Вы готовы? Пишите, пожалуйста: «Сердечно поздравляю дорогой мне лейб-гвардии… написали? – Семеновский полк со счастливым днем их полкового праздника точка Глубоко уверен запятая, что доблестные потомки Петровских потешных… написали? – полков всегда, всюду и везде, нет, зачеркните «везде»… всегда и всюду окажутся достойными… написали? – достойными своих славных предков Николай».

В голове у Ильина промелькнуло, что для теплоты хорошо было бы прибавить еще «душою с вами»… но решил, что не нужно. И так, как было, получалось уже совсем прилично. На телеграмму в таком виде невозможно было обидеться.

– Ну, так как у вас вышло?

– «Сердечно поздравляю дорогой мне лейб-гвардии Семеновский полк со счастливым днем их полкового праздника. Глубоко уверен, что доблестные потомки Петровских потешных полков всегда и всюду окажутся достойными своих славных предков. Николай».

– Ну, так будет хорошо, – со счастливым сознанием исполненного долга сказал