Сырость пропитала нашу одежду и стекала по бокам лошадей. Пока еще не стемнело, я начал искать подходящее место для ночлега. Вскоре я увидел сложенные камни, три, а за ними два друг на друге и свернул с дороги в заросли. Тропа оказалась узкой, она вилась между деревьями, но, как и обещал знак разведчика, привела нас к расчищенному участку, где можно было разбить лагерь, и запасу дров, укрытых от дождя.

Я спешился, Хитч задержался в седле лишь на пару мгновений дольше.

— Итак, — мрачно проговорил он, с трудом сползая на землю, — возможно, ты и сын-солдат. А в каких войсках служил твой отец?

— Кавалла, — коротко ответил я.

Мне не хотелось обсуждать с ним отца или семью. Я взял из кучи дров и принялся искать в сумках топорик, чтобы расщепить одно из поленьев на растопку. В кронах деревьев промчался порыв ветра, и с веток на нас посыпались крупные капли и мокрые листья. Похоже, ночка выдастся не из приятных.

— Сейчас я разведу огонь, а потом сооружу для нас какое-нибудь укрытие.

Хитч с мрачным видом молча кивнул. Я мог лишь догадываться, насколько ему больно. Он стоял прямо, скрестив руки, словно пытаясь что-то удержать внутри. Он не предложил мне помощи да я ее и не ожидал. У него был кусок парусины, рассчитанный на одного человека, а не на двух, но мне удалось натянуть его между деревьями так, чтобы он прикрывая нас от ветра и дождя. Вышло не лучшим образом. Время от времени порыв ветра швырял в нас водой и листьями, но это было приятнее, чем просто отдаться на волю бури. Деревья стояли полуобнаженными и не слишком спасали от непрестанного ливня. Я привязал лошадей, принес воды из ближайшего ручья и поставил ее на огонь греться, пока я достаю оленину. Я проделал в полосках мяса дырки, нацепил их на тонкие веточки и поджарил на огне. Нас не слишком беспокоило, что внутри оленина осталась совсем сырой, мы хлебали кофе из запасов Хитча и ели горячее, сочное мясо.

Мне выпадали и худшие ночи в дороге, но я был не таким толстым. Мой вес и размеры создавали массу трудностей, даже когда речь шла о самых простых вещах. Парусина принадлежала Хитчу, и он был ранен. Он имел полное право ею воспользоваться, но мои размеры подразумевали, что часть моего тела постоянно находилась под дождем. Подняться, чтобы принести дров, наклониться над костром и поставить на угли кофе, вымыть котелок и миски — все эти незамысловатые дела становились куда тягостнее из-за плоти, которую я на себе носил. Даже для того, чтобы встать, а потом сесть обратно, требовалось усилие. Я твердил себе, что мне просто кажется, будто лейтенант Хитч следит за каждым моим движением. Затем решил, что чего-то другого ожидать не приходится. Люди платили деньги за то, чтобы взглянуть на толстяка на карнавале в Старом Таресе. Я был не таким большим, как он, но все равно представлял собой не самое обычное зрелище. И когда я прибуду в Геттис, на меня будут пялиться все прохожие. Пора бы уже и привыкнуть.

— Ты не всегда был толстым, — неожиданно сказал Хитч.

— С чего ты взял? — удивленно фыркнув, спросил я.

— Я вижу, как ты двигаешься. Ты выглядишь как вьючная лошадь, которой приходится тащить на спине больше, чем ей привычно, или как если бы ее неаккуратно нагрузили. Если бы ты носил этот жир всю жизнь, ты бы к нему приспособился. Но я за тобой наблюдал, за тем, как ты ставишь ноги, прежде чем сесть, как встаешь со второй попытки.

— Ты прав, — пожав плечами, ответил я. — В это же время годом раньше я был более худым, чем ты.

— И что же случилось?

Глаза Хитча показались мне слишком блестящими. Его сжигала лихорадка.

— Если хочешь, я вернусь к тем ивам и соберу коры. Считается, что чай из нее унимает лихорадку.

— Считается. Вкус ужасный. Но я бы предпочел, чтобы ты ответил на мой вопрос. Что с тобой случилось?

Я попытался выбрать положение поудобнее. Мой зад болел после целого дня в седле, а прислониться было не к чему, если не считать кривого ствола дерева.

— Чума спеков. Остальные либо умерли, либо превратились в мешки с костями. Я поправился. А потом начал набирать вес. Доктор в Академии знал, что так будет, он сказал, что это редкое последствие чумы. Меня отчислили по состоянию здоровья.

— Мальчик из Академии. Мне следовало бы догадаться, — пробормотал Хитч и насмешливо улыбнулся. — Значит, ты сынок лорда Большой Шишки, так?

— Нет, я больше ничей не сын. Мой отец отрекся от меня. Я его подвел и опозорил. Я не закончил Академию и не стал офицером каваллы, и он считает, что я вообще никогда не стану военным.

— Возможно, он и прав. В большинство полков тебя не возьмут, даже в пехоту. — Он швырнул обглоданную палочку в огонь. — Но если хочешь, я замолвлю за тебя словечко перед полковником Кроликом.

— Полковник Кролик? Он что, командует Геттисом?

Хитч громко рассмеялся.

— Да. Только его настоящее имя полковник Гарен. Но прозвище ему очень подходит. Он все время прячется в норке. Но тебе не стоит так его звать, если ты хочешь с ним поладить, — договорил он еле слышно.

— Я думаю, твоя лихорадка усиливается. Я схожу за ивовой корой, пока еще не совсем стемнело.

— Валяй.

Он откинулся назад, на ствол дерева, а я, прихватив котелок, отправился к ручью. Кроме того, что кора ивы считается полезной при лихорадке, я почти ничего про нее не знал. Я соскреб немного со ствола и еще несколько кусочков помягче с веток, до половины наполнил своей добычей котелок и зачерпнул воды. Затем я отнес его к костру, подбросил дров в огонь и оставил греться.

Смеркалось. Чтобы одновременно и согреться, и выполнить свой солдатский долг, я взял топорик и отправился за дровами. Большая часть того, что мне удалось найти, промокла насквозь, но я все равно порубил свою добычу и сложил для следующего путника, который проедет здесь и прочтет знак у дороги. К тому времени, как закипел чай, Хитча начало трясти. Чай пах не слишком приятно, но был горячим, и он выпил две кружки. Затем сразу же закрыл глаза и рухнул на одеяло. Я вытряхнул осадок из его кружки и постарался устроиться рядом поудобнее.

Ночь выдалась долгой. Хитч стонал и метался во сне. Ветер наконец разогнал тучи, но, как только небо прояснилось, стало заметно холоднее. Я уже не спал, ожидая восхода солнца, и все тело у меня закоченело. Хитч же, напротив, пылал как в огне.

Я снова развел огонь и подогрел для Хитча отвар ивовой коры. Мне пришлось помочь ему сесть, и первые несколько глотков он сделал, пока я держал у его губ кружку. Затем он взял ее обеими руками и кивнул мне, что дальше справится сам. Пока он пил, я привел лошадей и оседлал их. Хитч с трудом поднялся на ноги, но, справившись, немного побродил вокруг, пока я паковал вещи. Одеяла мне пришлось убирать мокрыми, и я поморщился, представив себе, как неприятно будет на них спать следующей ночью. Прежде чем мы сели в седла, Хитч попросил меня привязать его раненую руку к груди.

— Чтоб поменьше тряслась, — только и сказал он.