Я выполнил его просьбу, пытаясь не морщиться от запаха.

— Может быть, нам стоит еще раз ее промыть? — предложил я.

— Без чистых повязок это бессмысленно, — ответил он.

Я помог Хитчу забраться в седло, и мы снова двинулись в путь. Он держался потише, сосредоточившись на том, чтобы не рухнуть с коня. День казался повторением нашего первого дня пути, если не считать того, что мы оставили реку за спиной и начали подниматься в холмы. Примерно к полудню качество дороги резко ухудшилось, а еще через несколько часов она превратилась в разбитую фургонами колею с глубокой грязью, крайне неприятную для лошадей. Ехать по ее обочине было почти столь же отвратительно.

— Разве здесь не должно быть команды рабочих, тянущих тракт дальше? — спросил я у Хитча.

Он неожиданно вскинул голову, словно я его разбудил.

— Что?

— Где рабочая команда, заключенные, которые строят Королевский тракт?

— А-а. — Он рассеянно огляделся по сторонам. — Их отвели в каторжный лагерь за окраиной Геттиса. Погода меняется. До весны им не сделать больше ни одной мили дороги. Впрочем, не могу сказать, что они много сделали, пока погода была хорошей. Мы можем остановиться, чтобы напиться и перекусить?

Я сомневался, что нам стоит останавливаться, — боялся, что потом не сумею снова посадить его в седло. Но я недооценил его выносливость. Он спешился и остался стоять рядом с Перебежчиком, держась за седло, пока пил из своей фляги. Я достал оставшуюся половину копченого кролика, и мы наскоро перекусили. Лейтенант Хитч тщательно обгрыз косточку, а потом показал на низкие холмы по левую руку от нас:

— Если мы свернем с дороги и срежем через эти холмы, сбережем полдня пути.

— Мне кажется, нам следует держаться дороги, — возразил я, глядя ему в глаза. — Все-таки она заметна, и ехать по ней легче. Если мы заберемся в холмы, а тебе станет хуже настолько, что ты не сможешь объяснить мне, куда мы едем, мы заблудимся. И ты заплатишь за это жизнью.

Он на мгновение прижал к груди руку и поморщился.

— Сейчас время работает против нас. Полдня могут стоить мне жизни. Я хочу рискнуть. А ты?

— Это твоя жизнь, — подумав, неохотно согласился я.

Мне не хотелось тащить почти чужого мне человека в незнакомую местность и ждать, пока он умрет на моих руках. Но я посчитал, что он вправе решать сам.

— Это верно, — подтвердил он. — Моя и есть.

Когда мы снова сели в седла, он отвернул голову Перебежчика в сторону от дороги, а я последовал за ним.

— Перебежчик знает дорогу домой, — прочистив горло, заметил Хитч. — Если я умру, перекинь меня поперек его седла, и пусть он идет дальше. Только не оставляй меня гнить в лесу.

— Конечно не оставлю. Так или иначе, я доставлю тебя в Геттис.

— Хорошо. А теперь поговори со мной, Невер. Не дай мне уснуть.

— Меня зовут Невар, а не Невер. О чем ты хочешь поговорить?

— О чем угодно. О женщинах. Расскажи мне о женщинах, с которыми ты спал.

— Пожалуй, только одна стоит того, чтобы о ней упоминать, — подумав, решил я, имея в виду добросердечную служаночку с фермы.

— Всего одна? Бедолага! Ну хорошо, расскажи мне о ней.

Так я и сделал, а потом он поведал мне путаную от лихорадки историю о девушке из спеков, которая сама выбрала его, и сразилась за него с двумя другими женщинами, и потом скакала на нем, «точно лорд, выехавший на охоту», целых пятнадцать ночей подряд. Его рассказ казался невероятным, но некоторые подробности отозвались созвучно какой-то моей потаенной внутренней правде. Откуда-то я знал, что женщины спеков обычно сами заводят подобные отношения и ревниво владеют выбранными мужчинами. Он говорил, пока у него не пересохло горло, а затем выпил всю воду, что оставалась в его фляге и большую часть моей, тем временем он — или скорее Перебежчик — вел нас все дальше и дальше от дороги, вверх, в сторону холмов. Нижние склоны густо поросли папоротником и снежноягодником, выше начинался редкий лиственный лес. Мы взобрались на гребень первой череды холмов, спустились в неглубокую долину и начали новый, более крутой подъем.

Пейзажи вокруг потрясали красотой. Листья папоротников покраснели от ранних заморозков, кусты были усыпаны белыми ягодами, ольха и береза переливались алыми и золотыми оттенками. День выдался ясный, но воздух был влажным, и лес благоухал густыми изысканными ароматами. Что-то внутри меня вдруг расслабилось с таким чувством, словно я вернулся домой. Я сказал это Хитчу.

Он покачивался в седле в такт шагам лошади и упрямо держался здоровой рукой за луку седла. На его лице, искаженном от боли, мелькнула улыбка.

— Некоторые люди это чувствуют. Другие — нет. Что до меня, когда я оставляю за спиной дома и улицы, кирпичи и шум, я вдруг начинаю понимать, что мне никогда не было там места. Знаешь, есть люди, которым все это нужно. Крики и толпы. Стоит им провести две ночи вдали от пивной, и они уже собираются помирать со скуки. Им нужны другие люди, чтобы понимать, что они еще живы. Они чувствуют себя важными только тогда, когда им об этом говорят другие. — Он презрительно фыркнул. — Их всегда легко отличить от остальных. Они не радуются тому, что просто живут собственной жизнью. Им хочется управлять и твоей тоже. Ты понимаешь, кого я имею в виду…

— Моего отца, например, — натянуто улыбнулся я.

— Твоего отца. Не было нужды говорить мне об этом, Невер. Он все еще давит сапогом на твою шею. Если хорошенько прищуриться, его почти можно разглядеть.

— Объясни, — резко потребовал я, уязвленный его словами, но он лишь рассмеялся в ответ.

— Нет нужды, Невер. Ты и сам это чувствуешь, разве нет?

— Я покинул дом своего отца. И оставил его там, позади.

— Конечно оставил. — В его голосе слышалась насмешка.

Я напомнил себе, что он очень болен. Но в глубине души я подозревал, что Хитч всегда отличался язвительностью и проницательностью и получал удовольствие, раздражая окружающих. Я ничего ему не ответил.

Некоторое время мы молчали. Потом он как-то странно рассмеялся, глухо и длинно.

— Я тебя знаю, — тонким детским голоском произнес он. — Я тебя вижу, Невер. Тебе не спрятаться от Бьюэла Хитча. Он слишком долго пробыл в лесу. Ты не можешь спрятаться за деревьями.

— Думаю, ты бредишь от лихорадки, — рассудительно проговорил я.

— Нет. Я вижу ту часть тебя, которая не сын-солдат. Я вижу нечто посильнее, чем сапог твоего папаши на твоей шее. Ты едешь к спекам, не так ли? Тебя призвали стать великим мужчиной.

Я знал, что это всего лишь лихорадочный бред, но тем не менее волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Пожалуй, нам пора искать место для лагеря, — неловко заметил я.

— Хорошо, — добродушно согласился Хитч.