— А что там насчет твоих красивых слов о постоялом дворе и о том, как можно заработать на путниках, проезжающих мимо? — почти сердито спросила она. — Что насчет этого?

— Ты сама мне сказала, что из моей затеи ничего не выйдет, — удивился я. — Ты назвала дюжину причин считать это глупостью.

— Попытайся я открыть постоялый двор сама, тогда да. Но если бы за порядком следил мужчина, даже такой, как ты, постояльцы вели бы себя пристойно. Тогда могло бы получиться.

Даже такой, как я. Толстяк вроде меня, вот что она имела в виду. Едва ли мужчина в ее глазах, но достаточно большой, чтобы наводить страх на других. Я отвернулся.

— Я должен доставить его в Геттис. Иначе он умрет от воспаления. Он и так может умереть.

— В таком случае чего беспокоиться?

— Потому что он солдат. А я второй сын, и мне суждено было стать солдатом.

— Ты мне никогда этого не говорил, — сказала она так, словно я ей наврал.

Я почувствовал ее оценивающий взгляд и понял, что она сомневается в моих возможностях когда-нибудь стать солдатом. Я не стал с ней спорить.

— Да, я не совсем то, чего хотелось бы командиру, когда он думает о новобранцах. И тем не менее добрый бог сделал меня вторым сыном. Я с самого начала собирался в Геттис, узнать, не возьмут ли меня там на службу. Если я смогу стать солдатом, я им буду.

— Значит, ты просто возьмешь и уедешь завтра утром.

Я хотел, чтобы она попросила меня остаться или, по крайней мере пригласила вернуться. Я стоял перед ней выпрямившись, глядя ей в глаза, и спрашивал себя, догадалась ли она о моих надеждах.

— Я должен доставить его в Геттис.

Она отвернулась от меня, словно увидела что-то важное на склоне холма, хотя я точно знал, что там ничего такого нет.

— Ты мне очень помог за время, что провел с нами. — Она помолчала немного, облизнула губы и добавила: — Дети будут по тебе скучать.

— Я тоже буду по ним скучать, — печально подтвердил я.

Неожиданно я понял, что это не просто любезность, что я действительно буду скучать по ее детям. Однако Эмзил не сказала, что она тоже будет по мне скучать, не попросила остаться или вернуться назад.

— Спасибо! — крикнула она мне в спину, когда я успел пройти дюжину шагов. — За мясо. И дрова.

— Пожалуйста, — ответил я, чуть дернув плечом. — И спасибо за крышу над головой и очаг. И за то, что перешила мою одежду.

— Теперь она смотрится на тебе гораздо лучше! — крикнула она мне вслед.

— Спасибо! — ответил я достаточно громко, чтобы она услышала.

Я вернулся к дому, из которого могла получиться неплохая комната для постоялого двора. Хитч еще спал, лицо его расслабилось, рот был приоткрыт. Я поставил воду так, чтобы он мог до нее дотянуться, взял пращу, вышел наружу и начал подниматься по склону холма.

Я охотился, пока не спустились сумерки.

— Я ее должник, — сказал я вслух, обращаясь к своей магии. — Если бы она не позволила мне отдохнуть здесь, как ты думаешь, как долго продержался бы мой конь? Если бы я не остался здесь и не подкормился, разве сейчас я двигался бы в сторону Геттиса? Нет. Я бы уже умер где-нибудь в пути. Я ей должен и хочу расплатиться.

Я ждал, надеясь почувствовать знакомое волнение в крови, появлявшееся, когда во мне просыпалась магия. Ничего не произошло. Я продолжил охоту. Я промахнулся мимо первого кролика, которого увидел, и мой снаряд, выпущенный во второго, угодил в ствол дерева. Я выбрал не лучшее время для охоты. И я был дураком, полагаясь на свою магию. Часом позже я решил, что с моей стороны вообще глупо верить в нее. Да, я стал свидетелем нескольких совпадений, и мне снятся кошмары. Моя вера и здравый смысл по очереди сменяли друг друга, пока я не уверился, что был дураком, пытаясь различить, где правда, а где мои фантазии.

Когда я увидел оленя, я проклял судьбу за то, что она позволила отцу спрятать от меня мое оружие. Олень был некрупным, скорее всего, годовалым. Я отвернулся от него, вспомнив, как Девара говорил мне, что добыча всегда чувствует взгляд охотника.

— Мне нужна еда для путешествия в земли спеков, — безмолвно произнес я новое заклинание.

В праще у меня был камень, гладкий и довольно тяжелый. Он легко оглушил бы кролика или птицу, но оленя он не убьет. Когда я размахнусь, олень испугается и убежит. Я знал, что во мне нет магии; магии вообще нигде нет. А я всего лишь толстяк, чье тело пострадало от редкого осложнения после чумы спеков. Сердце грохотало у меня в груди, когда я метнул камень.

Он ударил оленя в голову над левым глазом. Я услышал треск, животное вздрогнуло, и по его телу пробежала судорога. Олень сделал два шага, его передние ноги подогнулись, словно он собирался лечь спать, он слегка осел, затем с громким стуком подломились задние, и он рухнул на землю. Все его тело содрогнулось.

Я не стал ждать и бросился к нему вниз по холму, вытаскивая на бегу нож. Я слегка подвернул ногу и ударился плечом о молодое деревце, но продолжал мчаться вперед. Когда я наконец добрался до оленя, он пытался встать. Я упал на него. Призвав на помощь всю свою силу, я вонзил нож ему в горло, прямо под челюстью. Он дернулся и издал дикий вопль боли. Я прижался к нему всем своим весом, чтобы он не смог подняться, и рванул нож в поисках жизненно важной артерии. Олень отчаянно мотал готовой из стороны в сторону и несколько раз ударил меня. Я закричал и глубже вонзил в него нож, и в следующее мгновение из его шеи забил фонтан крови. Однако он еще некоторое время продолжал лягаться, прежде чем замереть навсегда.

Тяжело дыша, я скатился с него, меня трясло, и, казалось, все мое тело покрылось синяками. Несколько мгновений я лежал на спине рядом с мертвым оленем, глядя в синее небо сквозь желтые листья деревьев. Я спрашивал себя, повезло ли мне или мне помогла магия, но довольно скоро решил, что, пока у меня есть мясо, это не имеет значения.

Тащить через лес тушу мертвого оленя стало для меня настоящим испытанием, которого я никогда не забуду. Это было бы непросто, даже если бы я оставался прежним. У оленя еще не было рогов, чтобы ухватиться, лишь маленькие бугорки. Я попытался волочь его за задние ноги, но неожиданной помехой оказалась шерсть. Кончилось тем, что я взялся за передние ноги, а голова оленя болталась из стороны в сторону, цепляясь за все подряд. На краю поля я оставил свою добычу и отправился к дому Эмзил.

— Я убил оленя, — сообщил я закрытой двери. — Если ты поможешь мне его разделать, я оставлю тебе много мяса. Но часть мне придется взять с собой в дорогу.

— Оленя? — Дверь мгновенно распахнулась. — Как тебе удалось убить оленя?

— Камнем, — ответил я.

— Это невозможно, — возразила она.

— Мне помогла моя магия, — ответил я, но она приняла мои слова за шутку.

Я вспорол оленю брюхо и отрубил голову. Печень, сердце, почки и язык я отдал Эмзил, поскольку их лучше всего готовить сразу. Не снимая шкуры, чтобы до мяса не добрались мухи, я повесил тушу вниз головой, дав стечь крови. Даже с таким некрупным животным это оказалось совсем не просто. Я оставил ее висеть, с кровью, капающей на земляной пол, а сам взял запасную одежду из своей сумки. Хитч продолжал спать. Я отправился на реку вымыться.