Эмзил быстро шагала впереди, я шел куда медленнее. Потом остановился и оглянулся на две хижины, которые на несколько кратких мгновений превратились в моем воображении в постоялый двор. С другой стороны, а почему бы и не здесь? Почему бы не построить постоялый двор, как я и хотел, но только для себя и Ярил? А если мои труды здесь принесут пользу и Эмзил с ее детьми, что же, так будет еще лучше.

— Я мог бы остаться здесь и начать новую жизнь, — тихо пробормотал я.

Стоило мне произнести эти слова, как во мне словно вспыхнула молния. Я вспомнил свой сон. А в следующее мгновение оказалось, что я стою, дрожа, под солнечным светом, владеющий знанием, которого я не желал. Я не мог здесь остаться, не мог построить постоялый двор или дом для Ярил. Я должен идти дальше, в страну спеков. Если я этого не сделаю, меня ждет наказание. Нет, не только меня. Оно ждет всех, кто помешает мне выполнять мое предначертание.

Неожиданно все встало на свои места. Несчастье обрушилось на мой дом и семью в Широкой Долине, потому что они хотели оставить меня там. В Широкую Долину пришла чума и лишила меня тех, кого я любил, потому что я бросил вызов магии. Магия отрезала меня от прежней жизни. Я покачал головой. Не может быть! Это глупый, варварский предрассудок, в который может поверить лишь невежественный дикарь.

Внутри у меня все сжалось от боли и чувства вины.

Я наклонился, обхватив руками свое громадное желеобразное брюхо. Меня мутило сразу и от знания, наполнившего меня, и от неожиданно обрушившегося голода. Но это был не просто голод нуждавшегося в пище тела, я должен был есть, чтобы кормить магию, таящуюся во мне. Она требовала еды и требовала, чтобы я продолжил свой путь в Геттис, в земли спеков.

— Эй, ты! Ты! Помоги мне! Именем короля, помоги мне!

Голос был едва слышен из-за расстояния, да и кричащий, видимо, совсем ослаб. Я оглянулся, а затем, подняв глаза, посмотрел на склон холма, мимо поля, туда, где начинался лес. Там, тяжело опершись на жилистую маленькую лошадку, стоял мужчина. Он был бородатым, без шляпы, в грубой, потрепанной одежде. Голова бессильно болталась. Когда он увидел, что я его заметил, он сделал два шага в мою сторону, рухнул, немного прокатился по земле и замер.

Я побежал к нему, остановился, задохнувшись, и снова поспешил по кривым переулкам между жалкими хижинами, затем по полю, огибая пни, и наконец начал подниматься по крутому склону холма. За все это время он ни разу не пошевелился. Когда я до него добрался и опустился рядом на колени, я увидел, что он крупнее, чем я подумал сперва. Он упал навзничь и лежал с закрытыми глазами. Его одежда была порвана не от долгой носки, она свисала с его тела клочьями там, где кто-то разорвал ее когтями. Форменные брюки каваллы были заляпаны кровью и грязью. Обрывками рубашки он перевязал себе грудь и правое предплечье. На животе и ногах я увидел менее глубокие раны, покрытые темными струпьями, прилипшими листьями и землей. Понять, сколько ему лет, было трудно из-за бороды и нечесаных волос, но я предположил, что он где-то среднего возраста.

— Сэр! Очнитесь!

Он застонал, его грудь начала вздыматься и опадать, веки дрогнули, и он открыл глаза.

— Меня поймала большая кошка, — сказал он, словно я задал вопрос. — Я как раз сбил жирного тетерева и ощипывал его. Кошка решила, что мы с птицей сойдем для нее за подходящий обед.

— Давайте-ка спустимся с холма, и я отведу вас в дом.

— Мне нужно в Геттис. Я должен быть там сегодня. Должен сделать доклад.

Я взял его за плечи и помог сесть, он лишь молча поморщился от боли.

— Вы разведчик?

Он прерывисто вдохнул.

— Лейтенант Бьюэл Хитч. — Он застонал от боли, потом собрался с силами и сказал: — Именем короля, я могу приказать тебе мне помочь. Мне нужно в Геттис.

— Нет необходимости приказывать. Я вам и так помогу.

— Не сомневаюсь, — язвительно ответил он. — Ты же просто обожаешь короля и его солдат, не так ли?

— Я верен своему королю, и, поскольку я второй сын, мне суждено стать солдатом. Не то чтобы мне удалось добиться на этом поприще особого успеха. Но если вы покончили с оскорблениями в мой адрес, я отведу вас вниз, где ваши раны можно будет как следует промыть и обработать.

Он несколько мгновений смотрел на меня, из его груди вырывалось хриплое дыхание.

— Значит, ты не преступник, — заключил он наконец. — А что же тогда ты делаешь в Мертвом городе?

— Я проезжал через него по пути в Геттис. У меня закончились припасы, поэтому я задержался на несколько дней, чтобы оплатить работой какую-нибудь еду.

— Странно, что тебе удалось хоть что-нибудь получить за свои труды в этом городе, помимо камня в голову. Наклонись, я положу руку тебе на плечи. А ты не маленький, верно?

Отвечать на это замечание не было нужды, и я сделал, как он просил. Как только он за меня уцепился, я взял его за ремень и поставил на ноги. Он оперся на меня, я почти что нес его на себе, но он пытался мне помогать. Он вскрикивал и стонал, пока мы медленно ковыляли вниз по склону. Оглянувшись, я увидел, что его лошадь последовала за нами.

На середине поля я крикнул Эмзил, чтобы та поставила кипятиться воду. Мне пришлось позвать ее дважды, прежде чем она появилась в дверях. Ее глаза округлились, и она метнулась обратно в дом. Когда она показалась вновь, я был потрясен, увидев, что ее ружье опять смотрит мне прямо в живот.

— В чем дело? — спросил я у нее.

— Я не пущу его в мой дом, — спокойно сообщила она.

— Но он же ранен.

— Это мой дом. Я должна защищать детей и не позволю тебе тащить в него этого чужака.

Я лишь покачал головой, а затем повернулся и направился к одному из домов, которые осматривал утром.

— Выстави мои сумки за порог, — сказал я, даже не пытаясь скрыть досаду, и услышал, как за моей спиной с грохотом захлопнулась дверь.

Я привел лейтенанта Хитча в дом с добротным очагом, опустил на пол и отправился в сарай за потником Утеса. Я расстелил его на полу и пошел взять растопку и дрова из поленницы, которую сделал для Эмзил. Мои дорожные сумки и кучка прочих вещей, лежавших у нее в доме, были сложены перед запертой дверью. Намек был ясен. Я отнес свои вещи в дом, где меня ждал солдат.

— Похоже, ты ее здорово разозлил, — заметил он.

Я не мог бы сказать, ухмыляется он или стиснул зубы от боли.

— Это мой особый дар в общении с женщинами, — сообщил ему я.

Он зашипел сквозь зубы и замолк.

Я развел огонь, принес воды и подвесил над очагом свой маленький котелок. Когда в комнате немного потеплело, а вода стала горячей, я помог ему раздеться.

Сначала я занялся мелкими ранами, стараясь как можно лучше промыть неровные царапины. Все они были теплыми на ощупь и гноились. Он шипел и ругался, пока я их мыл. Раны поглубже немного кровоточили.