гостиной, однако этот вечер ничем не напоминал недавние беспечные сборища у камина. Никто не шутил, не танцевал, не пел песен, и дверцы виктролы были накрепко закрыты.

Артисты вполголоса переговаривались между собой, обсуждая, кто завтра едет с Рафаилом Смитом и Мамашей Бенни, а кто присоединится к ним позже. Эффи спорила по пустякам, правда, без привычного задора, точно по обязанности, Мардж вяло жевала тост с маргарином, Джонни хрипло и отчаянно уверял, что ослица совсем от него отвыкла и вообще её надо оставить до лучших времён в платной конюшне.

Имоджен была сама на себя не похожа – по-старушечьи кутаясь в тёплую шаль, она моргала и щурилась, как человек, разбуженный посреди ночи, и к увещеваниям Гумберта Проппа съесть хоть кусочек тоста, хоть один-единственный крекер с джемом оставалась глуха и безучастна. Чай в её чашке давным-давно остыл, и такой же холодной, остывшей ко всем и ко всему она ощущала себя. Где-то глубоко внутри куском льда застыло бесполезное теперь сердце, и дальнейшая жизнь представлялась ей выжженной пустыней, по которой придётся брести, пока не иссякнут силы, и не упадёшь вниз лицом, прямо в обжигающий песок, и канюки не закружатся над добычей в плавном и яростном танце.

Возвращение Оливии, как и её отсутствие, не привлекло особого внимания. Слишком уж много забот предстояло членам труппы, чтобы волноваться ещё и о ней. Только Филипп проницательно взглянул на неё, да Элис протянула блюдце с последним тостом. Хлеб нарезали небрежно, и с одного края кусок подгорел, а с другого остался мягким. Чай перестоял и горчил, но заваривать новый Элис не спешила. Миссис Сиверли рассчитала горничную после обеда, выдав положенное вознаграждение с удержанием платы за форменное платье и кружевную наколку.

Оливии кусок не шёл в горло. Она бросила взгляд на латунный циферблат в деревянном футляре, затем на собственные наручные часики, оправленные в серебро, и ей вспомнились слова Рафаила Смита: «Темп, темп и ещё раз темп – вот залог успешного фокуса». Тогда она откусила кусочек тоста и вполне натурально подавилась. Отошла к окну, отвернулась от всех и принялась надсадно кашлять, одновременно с этим отдёргивая тяжёлую портьеру, словно ей не хватало воздуха.

– Боже, Олив, что с тобой? Ты вся посинела! – забеспокоился Филипп.

Она схватилась за горло, демонстрируя, что не может говорить.

– Воды, Элис! Не стой столбом, шевелись!

– Вам надо выпить чаю, мисс Адамсон! Только не слишком горячего, – авторитетно заявил Гумберт Пропп.

– Господи, да она же сейчас задохнётся! Сделайте же что-нибудь! – истерически выкрикнула Мардж Кингсли.

Теперь уже все смотрели на Оливию, прекратив разговоры – и в перекрестье их взглядов её настигли те же ощущения, что она испытывала на сцене. Множество глаз, устремлённых на неё, запустили тот же механизм, что и пронзительная музыка, открывающая их с Рафаилом номер, но если в театре от Оливии требовалось создать иллюзию для целого зала, то сейчас её зрителем был убийца. Только он один должен был безоговорочно поверить во всё, что будет происходить в гостиной пансиона.

Элис, подгоняемая миссис Сиверли, принесла ей стакан воды, и внезапно Оливия совершенно успокоилась. Когда раздался дребезжащий звонок, она, в отличие от остальных, безмятежностью могла бы соперничать с индийским йогом, предающимся медитации на берегу Ганга.

– О, сэр, я даже не знаю… – донёсся из прихожей растерянный голосок горничной.

– Кто там, Элис? – хозяйка пансиона решила взять дело в свои руки.

– Это инспектор Тревишем, мэм. И с ним сержант.

Горничная, правильно оценив настрой хозяйки, спряталась за её спиной.

– Что вам нужно? – тон миссис Сиверли не предвещал радушного приёма. Она всё ещё не могла забыть развязные манеры инспектора, а уж какой отвратительный запах табака до сих пор чувствуется на первом этаже пансиона!

Одновременно с прибытием инспектора все принялись громким шёпотом интересоваться друг у друга:

– Что произошло?.. Арчи оправдали? Когда его выпустят? Кто пригласил полицейских?

– Меня пригласила мисс Адамсон, – ответил Тревишем на последний вопрос и со злорадным интересом уставился на Оливию, ожидая, как она будет выкручиваться.

– В самом деле? – протянула хозяйка пансиона, растерянно пятясь назад.

– Да, миссис Сиверли, это так, – Оливия встала со своего места и вновь ощутила, как взгляды всех, кто присутствовал в гостиной, скрестились на ней. – Я прошу у вас прощения за это самоуправство, но буквально через минуту я всё объясню. А пока, если не возражаете, давайте пригласим инспектора поближе к огню. Вечер выдался морозный.

Хозяйка посторонилась, и полицейские прошли в гостиную. Тревишем, благодарно кивнув, занял предложенное ему кресло у камина, отчего миссис Сиверли пришлось пересесть на мягкий стул у этажерки, а сержант, стараясь быть незаметным, встал позади дивана, у маленького пристенного столика, на котором стояла настольная лампа под фестончатым абажуром.

– Чашку чая, сэр? – светски спросила Оливия.

– Да, благодарю вас. И ещё одну для сержанта, будьте добры. Холода стоят просто невероятные, – Тревишем неловко хохотнул и по привычке похлопал себя по карманам в поисках портсигара, но вовремя спохватился.

Пока Элис разливала чай по чашкам и передавала их полицейским, все молчали, и молчание это было враждебным, но, когда Оливия вышла вперёд, враждебность сменилась любопытством, и все они приготовились наблюдать. Эффи так даже вынула из кармана фунтик с марципановыми шариками, как если бы сидела в зрительном зале и глядела на сцену, где вот-вот поднимут занавес. Мардж, сидевшая рядом, беспечного энтузиазма подруги не разделяла – лицо девушки побледнело, губы в ожидании дурных известий плотно сжались.

Незаметно для остальных взглянув на часы, Оливия откашлялась и произнесла очень просто, без всякой аффектации:

– Женщина, которую вы все знали под именем Люсиль Бирнбаум, погибла не в результате несчастного случая. Её убили. А вчера напали на Лавинию Бекхайм. И всё это дело рук человека, который находится сейчас в этой комнате.

– В этой комнате? – глупо переспросила Мардж Кингсли. – То есть это не Арчи?

– Ну, конечно же, это не он, дурёха! – звонко выкрикнула Эффи. – Разве бы он мог так поступить с Лавинией? В жизни в такое не поверю!

– Значит, это один из нас? – полувопросительно-полуутвердительно произнесла Имоджен Прайс и обвела взглядом всех присутствующих.

Оливия кивнула:

– К сожалению, мисс Прайс, это так. Пожалуй, я начну с самого начала…

– Да уж сделайте милость, – буркнула Имоджен, недобро прищурившись.

– Я не застала Люсиль живой и знаю о её характере и внешности только понаслышке, – Оливия развела руками, призывая простить мелкие погрешности её рассуждений. – Вы все, несомненно, знали её лучше, но из ваших рассказов о ней я сделала собственные выводы. Во-первых, Люсиль была невероятно привлекательна и чудовищно эгоистична.