Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все шло прекрасно. Когда мы ободрали плющ с последнего надгробия, мы не увидели ни дат, ни имен, как и на остальных, но зато там был знак. Хорошо нам знакомый. Тот же, что и на медальоне. И мы засучили рукава.
Мы копали два часа, пока лопаты не ударились обо что-то твердое. Гроб. Мы основательно устали и перепачкались в земле, так что приходилось время от времени отдыхать. Мы застыли, глядя вниз, не в силах произнести ни слова от волнения. Потом достали гроб, применив скорее силу, чем сноровку. Открыли – и обнаружили второй за ночь сюрприз.
Внутри лежало лишь несколько костей. И все. Только кости – теперь рядом с ними упокоились и оставившие нас надежды.
– Не понимаю, – растерянно пробормотал я, – на камне тот же знак, что и на медальоне. Они… они приехали, чтобы…
– Чтобы все забрать, – серьезно сказала Хлоя.
– Но ведь у них были не все монеты. Не хватало твоей. Сто восемьдесят третьей. А если монеты не все, то их народ… Пророчество.
– Наверное, это просто легенда. – Хлоя ободряюще похлопала меня по спине, отчего мне стало только хуже.
Я был зол. Я был так уверен, что мы найдем сокровище…
– Как бы то ни было, монета существует. И знак на надгробии.
– И золото наверняка тоже. Вот скажи, если бы ты был Стражем и знал, где лежат сто восемьдесят две золотые монеты… что бы ты сделал?
– Поверил в пророчество.
– Ага… Пятьсот лет назад – наверняка, но сорок… Это куча золота, Гомер. И ты бросил бы ее только потому, что не хватает одной монеты? Или все-таки вернул бы своему народу?
– Думаю, я забрал бы золото. Чтобы спасти людей.
– Не просто спасти. Ты помог бы им начать новую жизнь, построить новый город и процветать.
– Новый Эдем? – спросил я не без задней мысли.
– А почему нет?
От возбуждения и прилива адреналина не осталось и следа, усталость валила с ног. Поначалу приключения всегда бодрят, но возвращаться на рассвете без сил, с пустыми руками, без золота, в грязи оказалось невыносимо.
Мы закопали гроб и побрели прочь, как печальные призраки, – впрочем, наверняка там были призраки и кроме нас, все-таки дело происходило на кладбище. Мы шли, взявшись за руки, пытаясь оправиться от удара. Я решил идти обратно другой дорогой, не той, которой мы пришли. Это была хорошая возможность.
– Можно познакомить тебя кое с кем?
– Сейчас? Не поздновато ли?
– Думаю, в данном случае это неважно. – Я встал перед парой соседних надгробий и посмотрел на них с нежностью: – Мама, папа… это Хлоя.
Хлоя стояла молча, не сводя глаз с могил.
– Прости, – сказал я, закрывая лицо рукой. Хлоя, по-моему, чувствовала себя неловко. – Прости. Знаю, глупо, и… здесь даже тел их нет, представляешь? Такое же место, как и любое другое, где я могу мысленно побыть с ними… поговорить, рассказать о трудностях. Прости. Я не хотел тебя смущать. Нужно было сначала спросить…
– Нет, – отозвалась Хлоя. – Ты здорово придумал. Правда. Я просто не ожидала… – Снова молчание, а потом смешок: – Меня еще никто никогда не знакомил с родителями, и посмотри, на кого я похожа. Ужас просто.
Среди могильных камней снова раздался наш смех. Да, мы были на кладбище, но ночь была наша, и мы могли делать все что хотим.
Мы вышли за ограду и стали спускаться. Торопиться было некуда. По дороге нам никто не встретился, и хорошо: вряд ли мы смогли бы объяснить, почему перепачканы землей. Было то время суток, когда непонятно, то ли уже очень поздно, то ли еще очень рано. Время играло против нас, потому что мы оба знали, что чары скоро рассеются. А когда это случится, каждый вернется к своей жизни.
– У меня даже под платьем земля, – недовольно сказала Хлоя, отряхиваясь.
– Тебе помочь?
– Лучше бы предложил зайти к тебе. Или мне придется умолять?
– Я был бы счастлив услышать твои мольбы, вот честно. Но нет. Сначала я хочу кое-куда заглянуть.
– Еще кого-нибудь откопать?
– Нет, – рассмеялся я.
– Тогда надеюсь, что это чуррерия[46], потому что я умираю, как есть хочу.
– Боюсь, придется немного подождать.
– Скажи честно. Это стандартный маршрут для всех твоих девиц или ты импровизируешь?
– Для всех, конечно.
– Так я и знала.
Мы шли почти час. Еще целый час, который был только нашим. Целый час, чтобы делиться историями, смеяться и целоваться.
Когда мы уже почти пришли, я завязал Хлое глаза платком, который снял у нее с шеи. Взял ее туфли, подал ей руку, и мы пошли по мокрому песку. Хлоя улыбалась, чувствуя его под ногами. Потом мы остановились, я встал у нее за спиной и прошептал на ухо:
– Слышишь?
– Да.
– Чувствуешь запах?
– Да, – ответила она, вдыхая полной грудью.
Я взял Хлою за талию и легонько подтолкнул вперед. Она нерешительно шагнула, выставив перед собой руки. Еще один шаг, потом другой – и прохладные волны, набегавшие на песок, окружили ее ступни, заволокли пеной. Хлоя немного напряглась, но с губ ее слетел вздох удовольствия.
– Чувствуешь?
– Да! – Хлоя взволнованно рассмеялась, ощупывая песок ступнями.
– Видишь? – Я снял у нее с глаз платок, и Хлоя увидела расстилавшийся перед ней морской простор. Луна заливала соленую воду белым светом. Хлоя вздрогнула всем телом. – Я же обещал, что однажды покажу тебе море.
Она посмотрела на меня так, как почти никогда не смотрела, – взволнованно, счастливо, благодарно, удивленно. Слова были излишни. Потом повернулась и не отрывала взгляда от горизонта, словно хотела запомнить его навсегда. Я молча стоял рядом. И тогда она прошептала:
– “Месяц льет свое сиянье
На серебряные волны,
И, глухих стенаний полный,
Ветер паруса раздул”.[47]
– Красиво.
– Да… Гомер, знаешь, почему я так люблю читать?
– Потому что это способ сбежать.
– Потому что это способ быть ближе к тебе. – Она жадно меня поцеловала.
Я подхватил Хлою и понес в море, не обращая внимания на ее протесты. Мы погрузились в воду, и вся земля, в которой мы выпачкались, вместе со всеми нашими разочарованиями облаком всплыла вокруг нас, и море унесло их навсегда.
Затем мы растянулись на песке и смотрели на звезды, как когда-то в горах.
– Скоро начнется новый день, а этот исчезнет.
Мне стало больно от этих слов. Я тоже мечтал о
