Подобного раньше никто никогда не проделывал, по крайней мере, она об этом не слышала. Такое даже заподозрить было невозможно и уж тем более с живым телом. Живая плоть как бы накапливала душу, словно раковина перламутр из песчинок, создавая прекрасное единое целое, чего не может создать смерть. Не было никакой возможности занять на время, а то и на совсем чужое живое тело. Но тело Чиро было всего лишь сосудом, которое Мадригал отлично знала, поскольку сама его создала.

Может быть у неё и не было дыма для того, чтобы служить проводником, но ей достаточно было близости к объекту. Она не могла двигаться сквозь пространство; у неё не было возможности контролировать или двигать телом. Чиро должна была прийти к ней, потому что Бримстоун именно её выбрал для благословения Мадригал, вот она и пришла. Тяжелой поступью, поднявшись на эшафот, она опустилась на колени рядом с тем, что осталось от её сестры. Вся дрожа, она подняла глаза вверх.

— Мад, прости. Я не знала, что будет развоплощение. Мне так жаль.

Мадригал, которая не могла абстрагироваться от вида её головы или заглушить крики Акивы, осталась равнодушна к её извинениям. На что Чиро надеялась? Смягчение приговора? Может быть на воскрешение Мадригал в теле, где было меньше от человека, а больше звериного? Может быть она вовсе не думала о Мадригал, и воспринимала её как возможность отличиться перед Тьяго. Любовь заставляет совершать странные вещи. Уж Мадригал-то знала это как никто. Но то, что Мадригал собирается сделать, было самой странной вещью.

Здесь не было дыма, чтобы вести её. Но Бримстоун сказал, что он ей и не нужен. Но обладая такой силой воли, она сама сможет завладеть телом. Телом, которое она сделал с такой любовью.

Она почти не встретила сопротивления, как ожидала, вместо этого, чувство удивления, слабая борьба. Душа Чиро, оказалась угрюмой, отравленная завистью. Она не шла ни в какое сравнение с Мадригал, и почти сразу же сдалась. Мадригал не стала её выталкивать, только отодвинула её как можно глубже. Для всех, в этом сосуде была только Чиро.

Её сильно трясло, когда она исполняла обряд благословения, но никто не заподозрил в этом странности — всё-таки у её ног лежала мертвая сестра. Никто даже ничего не заподозрил, когда она на не гнущихся ногах спускалась с эшафота, а движения её были слишком резкими и порывистыми.

Не возникло никаких подозрений, потому что никогда не было подобного прецедента. После того как Чиро ушла, к изувеченному телу, лежавшему на помосте больше никто не был привязан. Следующие три дня, приставленные к телу солдаты охраняли только плоть и воздух, но не душу.

Единственный, кто мог бы почувствовать что-то неладное был Бримстоун, но он не склонен был обсуждать это с кем бы то ни было.

* * *

Именно глазами Чиро Мадригал видела Акиву последний раз. Он едва держался, его крылья и руки были вывернуты назад и надежно прикованы наручниками к стене. Его голова упала вперед, а когда она вошла в его камеру он поднял её, чтобы взглянуть на неё, в них не было жизни. Они были абсолютно мертвы.

Белки были налиты кровью от усилий сотворить магию, от чего капилляры в них полопались. Но с его глазами произошло не только это. Их золото, их истинный огонь, он выгорел, и у Мадригал было возникло ощущение, что она видит в них пепел его души. Это было самым худшим из того, что ей пришлось видеть, даже хуже её смерти.

Сейчас, в Марракеше, когда Кару соединила вместе свои воспоминания, обеих жизней, она вспомнила ту же безжизненность его глаз, когда впервые увидела Акиву. С того времени она всё гадал, что же с ним должно было бы произойти, теперь она знала. У неё защемило сердце от мысли что все эти годы, покуда она росла в новом теле, в другом мире, наслаждаясь детством и радуясь жизни, тратя желания на всякие глупости, его душа была мертва от тоски по ней.

Если бы он только знал.

В тюрьме, она поспешила скорее освободить его руки. Она была рада, что Чиро была наделена силой и прочностью бриллиантов. Цепи, сковывающие Акивы, были так сильно натянуты, что чуть ли не вырывали их из суставов. Она боялась, что он будет слишком слаб, чтобы лететь или создать гламур для своих крыльев, чтобы уйти из города не узнанным. Но ей не следовало бы из-за этого переживать. Она знала какой силой обладает Акива. Когда оковы спали, он остался на ногах. Он прыгнул как хищник, который лежал в засаде. Он развернулся к ней, увидев только Чиро, даже не в состояние поинтересоваться, почему эта незнакомка освободила его. Он отшвырнул её в стену, прежде чем та успела открыть рот и она, потеряв сознание, погрузилась в кромешную темноту.

На этом её воспоминания обрывались. Кару не знала, как Бримстоун нашел её и забрал её душу. И видимо не узнает, пока не спросит лично у него. Она только знала, что он её забрал, иначе бы она здесь не стояла.

— Я не знал, — говорил Акива и медленно гладил её по волосам. С любовью проводя по голове, потом по шее и плечам. — Если бы я только знал, что он спас тебя… — Он крепко прижал её к себе.

— Я не могла тебе сказать, что это была я, — сказала Кару, — Как бы ты мне поверил? Ты не знал о воскрешении.

Он сглотнул и тихо промолвил.

— Я знал.

— Что? Как?

Они всё еще стояли обнявшись у подножья кровати. Кару обуревали противоречивые чувства. Обыкновенная, бездонная радость от присутствия Акивы. Странная дуэль между близостью и… пустотой. Её тело: кожа семнадцатилетней девушки, и не только она, всё остальное совершенно другое. Отсутствие крыльев, человеческие ноги, со всеми этими сложными мышцами, голова без рожек, легкая как ветер.

И было что-то еще, своего рода какая-то тревога, осознание чего-то, что она еще не могла понять.

— Тьяго, — сказал Акива. — Он… он любил говорить пока он… Ну, он злорадствовал. Он всё мне рассказал.

Кару не трудно было в это поверить. И вот перед глазами еще одно воспоминание: очнувшийся Волк на каменном столе, когда она (Кару) взяла его руки помеченные хамсазами в свои. Он ведь тогда мог её убить, подумала она, если бы не Бримстоун. Теперь-то она понимала, почему Бримстоун так разозлился. Все эти годы он прятал её от Тьяго, а она, как нечего делать, сунула свой нос в собор и держала его за руку. Которая была всё такой омерзительной, как и в её воспоминаниях.

Она прильнула к Акиве.

— Я должна была сказать "прощай", — сказала она, — Я даже не думала. Я только хотела увидеть тебя свободным.

— Кару…

— Теперь всё позади. Мы же оба сейчас здесь.

Она вдохнула его такой знакомый запах. От него пахло теплом и дымом. Кару прильнула губами к его шее. Пьянящие ощущение. Акива был жив. Она была жива. Их столько всего ждало впереди. Она начала целовать его вдоль шеи к подбородку, вспоминая, как делала это прежде. Она была такой податливой в его объятьях, такой же как когда-то прежде — когда тела волшебным образом растворяются друг в друге и негативное пространство между ними исчезает. Она нашла его губы. Кару взяла его лицо в свои ладони и наклонила Акиву ближе.