Аль-Гассур уцепился за открытую створку люка, ведущего в трюм. Внизу он увидел едва живого Леоне, который растянулся в воде на штабелях золотых слитков. Если бы в трюме плескалась морская вода и пойманная рыба, а не сокровища Барусса под небольшим слоем пресной воды, матрос, может, и не сломал бы оба бедра, когда упал с мачты. Аль-Гассур потянулся к Леоне и выдернул кинжал Манфрида из раны на ноге.

Мартин бредил и молился в кубрике; он уже гадал, не ошиблись ли во всем Гроссбарты, и не восславил ли он (не по своей вине, разумеется) грешников вместо святых. Ничтожные познания шевалье Жана в мореходстве, подкрепленные невыносимым ужасом, заставили рыцаря выскочить из кладовой с мешком в каждой руке. Родриго попытался его остановить, но обезумевший рыцарь одним ударом отправил юношу в нокаут, а затем распахнул единственный на судне иллюминатор и вышвырнул в него мешки, чтобы облегчить груз. В итоге при каждом рывке корабля внутрь хлестала сияющая вода.

Манфрид почти не заметил Барусса, так ему хотелось добраться до женщины на носу; капитан чуть не раскроил ему лицо ударом сабли. Гегель обошел Барусса, пытаясь дотянуться до женщины, которую тот защищал. Анджелино орал что-то про якорь, но даже те, кто понимал по-итальянски, не расслышали его слов из-за шума волн и звуков песни. Впрочем, Джузеппе все было понятно и так, поэтому он двинулся следом за Гегелем. Рафаэль и Лючано остановились в паре шагов позади Анджелино: наемник не знал, на чью сторону встать в этом бою, поскольку платил ему Барусс, а Лючано боялся и близко подойти к разъяренному капитану.

Кое-как восстановив равновесие, Манфрид бросился в атаку и сумел прижать Барусса к якорной лебедке, так что капитан поскользнулся в соленой воде и упал навзничь. Гегель рванул к женщине, но в этот миг нос опять накренился, и Гроссбарт споткнулся, заскользил к разрыву в леере. Манфрид удержал брата, прежде чем тот вывалился за борт, и оттащил от планширя. Гегель попытался встать, но левая нога не держала: голень распухла и почернела в том месте, где ударилась о планширь. Анджелино повезло меньше: он свалился за борт собственного корабля, когда корма резко опустилась, и последней мыслью, пронесшейся в его голове перед тем, как он погрузился в ослепительно сверкавшую воду, была мысль о том, что на смерть его отправил лучший друг.

Поднявшись на ноги, Барусс заметил, что Рафаэль наносит последний удар, чтобы перерубить якорный канат. Освободившийся корабль вильнул и – к своему ужасу – Гегель разглядел в мерцающей воде громадную тень там, где скрылся обрубленный канат. Словно почуяв его взгляд, тварь ушла в глубину так, что поднявшаяся волна смыла всех, кроме женщины и Гроссбартов, с бака на палубу.

Аль-Гассур видел, как Джузеппе подкрадывался к Баруссу и женщине, и прыгнул на него, как только моряк встал, но тот легко стряхнул с себя араба. Лючано и Рафаэль уцепились за мачту, чтобы их не смыло в море, а капитан Барусс снова встал. Женщина держалась за тот же планширь, что и Гроссбарты; ее глаза с ненавистью смотрели на них, а песня начала стихать. В исходившем от моря свете ее зубы, казалось, удлинились, а по коже пошли широкие темные пятна. Все тело женщины набухало и пульсировало. Когда она перемахнула через планширь, Манфрид выхватил багор из бортового крепления и шлепнул ее по боку.

Увидев, как женщина исчезла за бортом, Алексий Барусс взвыл и бросился обратно на нос, чтобы последовать за ней в море, но Лючано ловко поставил ему подножку. Джузеппе бросился вперед, чтобы прикончить Барусса, когда на него прыгнул Аль-Гассур, в итоге оба повалились сверху на капитана и Лючано. Рафаэль решил встать на сторону большинства и отвесил своему нанимателю увесистого пинка, прежде чем тот вытянул руку и втянул своего прежнего охранника в кучу малу.

Манфрид сжимал древко багра обеими руками так, что в глазах потемнело, пока Гегель ковылял как мог, чтобы прийти на помощь брату. Железный крюк крепко засел в левой руке женщины, и та впала в бешенство. Она болталась на древке, по пояс в воде, а другой рукой тянула багор и Манфрида вниз, за собой. Потом рядом с братом возник Гегель, обхватил его руками за пояс и потащил назад. От напряжения и ее удивительной тяжести Манфрид зажмурился и открыл глаза, только когда услышал, как она шлепнулась на палубу рядом с бортом.

Яркие губы вновь разошлись, и полилось пение; ее кроткие глаза встретили его суровый взгляд, но Манфрид не услышал музыки за собственным воплем. Лючано, Рафаэль и Джузеппе, которые наконец отдубасили Барусса до потери чувств, подняли глаза и тоже закричали, араб зашелся отчаянным, надрывным хохотом безумца. В кубрике шевалье Жан выронил ящик из рук, так что драгоценные камни и золотые украшения рассыпались по полу вокруг оглушенного Родриго. Мартин перестал молиться и вытащил бутылку, чтобы выпить, как он подозревал, в последний раз на этой грешной земле.

На баке извивалось создание, похожее на женщину, которую они везли через горы, вверх от пупка, но даже там различия бросались в глаза. Ее маленькие зубки удлинились, заострились и умножились в числе: когда она попыталась укусить братьев, в лунном свете блеснули несколько плотных рядов. С обеих сторон на шее чернели узкие впадины, из которых хлынула вода, когда Гроссбарты набросились на нее с киркой и булавой. Оружие братьев разорвало тонкую пленку между пальцев и прибило ладони женщины к лицу и груди. К счастью, кровь у нее оказалась красной, но оба не переставали кричать, даже раскроив ей череп и проломив грудину так, что ребра вышли из спины.

И, хотя пение прекратилось под градом ударов, ее жилистое тело продолжало отчаянно биться на палубе. Гладкая кожа на животе становилась почти прозрачной там, где начиналась чешуя, покрывавшая то, что прежде было ногами, а теперь превратилось в блестящие и по-угриному гибкие придатки, увенчанные скошенными плавниками. Эта жуткая часть ее тела продолжала извиваться, даже когда братья взялись за тесаки и отрубили ей руки и голову, а Манфрид вырезал ножом сердце.

Пожелтевшие и дрожащие Джузеппе и Лючано спустились вниз под тем предлогом, что нужно запереть в кладовой взбунтовавшегося араба. Рафаэль бездумно раскачивался из стороны в сторону, сидя на палубе, и тихонько бормотал что-то на родном наречии. Звонкая пощечина от Гегеля немного привела его в чувство, и наемник помог братьям перенести изрубленное тело в трюм, чтобы куски не срослись обратно в потемневшем и спокойном море, а ведьма не вернулась к жизни и не отомстила своим убийцам. В трюме они обнаружили ошалевшего Леоне, который потерял сознание, как только увидел, что́ они принесли. Его пришлось вытащить, а ее бросить, прежде чем унести моряка вниз.

Шевалье Жан успокоился, когда корабль перестал скрипеть и качаться. Осознав, что он вырубил Родриго, рыцарь решил потихоньку ускользнуть. Обнаружив на полу задремавшего в кают-компании Мартина, мессер Жан забрал у него бутылку и поднял один из упавших стульев. Там и застали его Джузеппе с Лючано, а когда бросили в кладовую Аль-Гассура, так и не заметив лежавшего на полу Родриго, они тоже расселись на стульях и молча принялись пить. Испугавшись, что мог ошибиться, шевалье Жан умолчал о своих свершениях в кладовой, а моряки ничего не сказали о своих приключениях на палубе.