— А я не хочу спать, — бодро заявил Вельхеор.

— Я-то тут при чем? — зевнул я.

— Ты будешь меня развлекать, чтобы я не скучал, — хихикнул вампир.

— Нет, спасибо, я все-таки лучше посплю.

Я улегся на сиденье и закрыл глаза. Оно было таких размеров, что мне даже не пришлось сгибать ноги, чтобы поместиться на нем. Подушек здесь тоже хватало, так что можно было с удовольствием дрыхнуть всю дорогу. И уж конечно я не собирался развлекать Вельхеора разговорами…

— Ладно, спи, — смилостивился вампир. — Но учти, когда мне становится скучно, я пою.

Честно говоря, я подумал, что он пошутил. Но нет. Едва я начал проваливаться в сладостный сон, как грянул высокий и удивительно чистый голос вампира, распевающего отлично знакомую мне песню:

Рухнул мир, сгорел дотла,

Соблазны рвут тебя на части.

Смертный страх и жажда зла

Держат пари.

В темноте рычит зверье,

Не видно глаз, но все в их власти.

Стань таким, возьми свое

Или умри…[3]

Я подпрыгнул от неожиданности и, с трудом разлепив глаза, вслушался в слова песни из другого мира. Очевидно, Вельхеор где-то смог достать одну из записанных мною музыкал. Пел вампир гораздо лучше меня — собственно, грех было бы не научиться прилично петь за несколько тысяч лет.

— Хорошая песня, — резюмировал вампир, пропев последнюю ноту. — Ты молодец.

— Ну это не совсем моя песня, — тут же смутился я.

— Я знаю. Молодец потому, что воспользовался своей связью с другими мирами и вынес из них нечто действительно красивое. Это очень важно.

Убийственная серьезность Вельхеора сбила меня с толку. Я никак не мог понять, издевается он или говорит искренне.

— Хочешь, я спою тебе кое-что новое? — предложил я, поняв, что нормально поспать все равно не удастся. — Я услышал ее совсем недавно.

— Давай! — с неподдельным интересом попросил вампир.

Похоже, я наконец-то смог нащупать нечто общее между нами — Вельхеор тоже любил музыку. Недолго думая, я решил исполнить песню наиболее подходящей моему спутнику тематики. Оставалось надеяться, что у вампиров не такие чувствительные уши, как у лесных жителей, а то второго такого удара мое самолюбие не перенесет.

Ночь затягивает петлю на горле,

Мне становится трудно дышать,

Мы одни в таком большом городе,

И тебе от меня не убежать.

Я хочу тебя видеть молящей и слабой,

Хочу узнать вкус твоих слез,

Где от любви до убийства самая малость,

Ты мне отдашь сердце свое…[4]

Когда песня закончилась, вампир довольно воскликнул:

— Восхитительно! А еще что-нибудь?

Он действительно выглядел счастливым. Я даже не поленился и решил спеть ему еще одну песню…

Спустя час и несколько десятков песен я начал понимать, что совершил серьезную ошибку, решив развлечь вампира «парой новых песен». Он не отстал от меня до тех пор, пока мой голос не охрип настолько, что Вельхеор перестал разбирать, что я пою. И только под утро коварный вампир позволил-таки мне задремать охрипшим и голодным, поскольку остановки на постоялых дворах запланированы не были.

* * *

Вечером следующего дня экипаж прибыл в Лайминг. Я выбрался наружу и с огромным удовольствием потянулся всем телом.

— Наконец-то прибыли.

Даже легкий кожный зуд от солнечного света, немного смягченный мазью друида, не мог испортить мне удовольствие от принятия телом вертикального положения. Как объяснил Вельхеор, местные жители ненавидели вампиров и обязательно заподозрили бы неладное, натяни я капюшон по самый подбородок. Поэтому приходилось терпеть временные неудобства.

Немного придя в себя после долгой поездки, я как следует осмотрелся по сторонам: Лайминг отличался от Крайдолла абсолютно во всем, начиная от архитектуры зданий и заканчивая настроением людей. Если в Крайдолле преобладали аккуратные домики с большими окнами и милыми двориками, то здесь каждое здание было ярким воплощением в жизнь поговорки: «Мой дом — моя крепость». Окна больше напоминали небольшие бойницы, двери — миниатюрные ворота с десятком замков и всевозможных засовов. Люди смотрели на нас с Вельхеором с нескрываемым подозрением, а временами и с откровенной злобой. Неожиданностью для меня стало то, что каждый житель, будь то мужчина, женщина или даже ребенок лет десяти, ходили с оружием за поясом.

— Хорошо оказаться дома, — без особого оптимизма сказал вампир. — Люблю этот городок.

Не знаю уж, каким образом, но Вельхеор тоже умудрялся обходиться без капюшона и переносить солнечный свет, хотя удовольствия это ему явно не доставляло. Друид заверял меня, что крем спасает только низших вампиров. Значит, у Высших есть какие-то свои секреты, которые они не слишком часто демонстрируют — я впервые видел Вельхеора на солнце без капюшона.

— Ага, — хмыкнул я. — То-то ты велишь не называть тебя по имени в черте города. Очевидно, местные жители — твои горячие фанаты.

Вельхеор посмотрел на солнце и скорчил недовольную мину:

— Не знаю, за что они меня так невзлюбили. Конечно, я периодически похищал местных для своих опытов, но всего по два-три человека в месяц. Кто считает такие мелочи?

Я представил, сколько людей пропало в городе за те десятки, а то и сотни лет, что Вельхеор проводил свои опыты, и ужаснулся.

— Действительно странно, — охрипшим голосом проговорил я. — Мы, люди, такие существа злопамятные. И чего они тебя не любят? Ведь на пустом месте практически…

— Ничего ты не понимаешь, — расплылся в улыбке вампир. — Полюбят тебя или нет — это вопрос везения, а вот чтобы тебя по-настоящему ненавидели, нужна индивидуальность.

— Вот они тебя и ненавидят индивидуально.

Вампир сменил довольную улыбку на звериный оскал:

— Да все жители Лайминга запуганы до смерти близостью земель вампиров и Великого Кладбища… Кстати, давай поднимемся на стену! — неожиданно сменил тему разговора Вельхеор. — Оттуда открывается просто шикарный вид, тебе точно понравится!

Всю дорогу я чувствовал на себе множество подозрительных взглядов. Жители Лайминга безошибочно опознавали в нас приезжих и буквально на каждом шагу норовили толкнуть, подставить подножку или сделать еще какую-нибудь гадость. Одна особо проворная дама чуть было не окатила нас помоями из ведра, и если бы не ловкость Вельхеора, воняли бы мы с ним так, будто целый день провалялись в выгребной яме.