Несмотря на изъяны, характерные для законов женского наследования в начале XVIII в., многие из русских дворянок могли надеяться рано или поздно получить земельную собственность во владение или в пользование. Тем не менее позиции женщин в наследственном праве были незавидными: дворянки не имели никаких гарантий того, что их приданое будет включать в себя землю и составит достойную часть родительского богатства, и не питали никаких надежд на наследство в будущем, если у родителей имелось мужское потомство. Кажется также (если доверять материалам судебных процессов), что надежды женщин не выходили за рамки Соборного уложения. Весь XVII век дворянки, особенно вдовы, активно участвовали в имущественных спорах, требуя через суд возврата приданого от родственников мужа и защищая права своих детей. При случае некоторые даже пытались обойти законы о наследстве, выдвигая претензии на вотчины или оспаривая завещания. Но не сохранилось никаких документов, которые свидетельствовали бы о попытках дворянок оспорить право своих родителей определять состав приданого или о том, что замужние дочери после смерти родителей требовали бы прибавить что-нибудь к их приданому сверх уже выделенного.

В XVIII в. дворянки, обращавшиеся в суд с исками, внесли новый компонент в дискурс женского наследования: они принялись указывать на несоответствия в законах и требовать, чтобы власти разъяснили наследственные права замужних дочерей. Дебаты о наследственных правах дворянок свелись к разногласиям по единственному вопросу: является ли приданое всего лишь авансом наследства или дочери, выходя замуж и принимая свое приданое, отказываются от дальнейших претензий на собственность семьи? Спор о том, на какую именно долю родительских владений могут рассчитывать женщины, возник в 1714 г. вместе с выходом Указа о единонаследии, затем служил источником бесчисленных семейных конфликтов после отмены этого указа в 1731 г. и утих только в конце столетия, когда законодатели наконец-то выработали последовательные рекомендации относительно женского наследования. Если наследственные права мужчин были четко разъяснены в 1731 г., то представление о законных правах наследования для женщин развивалось медленно. Прежде чем они окончательно сформировались, не одно десятилетие местные и центральные судебные инстанции вели об этом дискуссии, вклад в которые внесло и активное участие в процессах самих дворянок.

С XIX в. историки приписывали Петру Великому отмену сложившихся в XVII в. ограничений на право собственности для женщин и восстановление привилегий, которыми они пользовались в предыдущую эпоху. Между тем число законов об имуществе, появившихся в царствование Петра, было скудным в сравнении с множеством «Новоуказных статей» — дополнительных актов по поводу собственности, изданных его отцом царем Алексеем Михайловичем и сестрой царевной Софьей Алексеевной.[22] Более того, за исключением одного указа 1715 г.[23], имущественное право петровского времени не было ориентировано на женщин и не заботилось об их выгоде, а стремилось только упростить законы и увеличить доходы государства. И тем не менее, объединив в Указе о единонаследии две формы земельного держания, определенные в московских законодательных сводах, в единую категорию недвижимого имущества, Петр покончил с практикой отстранения женщин от наследования вотчин[24].

Самым спорным нововведением Петра I в области имущественного права была его попытка в 1714 г. навязать русскому дворянству систему единонаследия. Русские издавна славились приверженностью к разделу наследства, дворяне веками делили землю между сыновьями поровну, и теперь требование завещать всю ее единственному наследнику казалось служилой элите вопиющей несправедливостью.[25] К тому же, вдобавок к упразднению различия между родовыми и служилыми землями, Петр пренебрег и уникальным статусом купленных вотчин, в распоряжении которыми дворяне традиционно пользовались большей свободой. Отныне родители должны были обеспечивать всех детей, кроме наследника земли — как сыновей, так и дочерей, — раздавая им поровну свое движимое имущество.[26] С точки зрения рядовых дворян, Указ о единонаследии не только нарушал вековые традиции, но и подрывал материальное благополучие их детей. Этот новый порядок налагал на дворянские семьи тягостное бремя, так как в большинстве своем они имели мало наличных денег и с большим трудом могли наскрести их на приданое дочерям или в надел младшим сыновьям. Даже счастливцы, наследовавшие земельные владения, сразу же сталкивались с неприятной перспективой покупки необходимого в имении скота и зерна, потому что они были поделены между их братьями и сестрами как движимое имущество. Петр, со своей стороны, считал, что Указ о единонаследии предотвратит дробление имений, сбережет на будущее дворянские состояния и не даст пресечься дворянским родам, многие из которых по причине дробления земель разорялись всего за несколько поколений. Кроме того, царь надеялся, лишив недвижимости младших дворянских сыновей, заставить их служить государству. Однако в этом он, по мнению современников, больших успехов не достиг, потому что молодых дворян приходилось силой тащить на военную службу, и мало кому из них приходило в голову избрать себе какую-нибудь профессию.

Несмотря на сопротивление дворянства единонаследию, Петр I упорно внедрял его до самого конца своего царствования. В ответ самые непокорные, чтобы обойти указ, прибегали к незаконным земельным сделкам, продавали землю якобы ради уплаты долгов, чтобы распределить вырученные суммы между своими наследниками. Какими способами дворяне выходили из положения, видно по купчим и закладным документам, в которых продавцы и покупатели утверждали, что сделка их подлинная, а не фальшивая. Так, в 1724 г. подполковник Брылкин попытался предъявить права на земельное владение и написал в своем исковом прошении, что вдова Коровина годом раньше заложила ему свое имение за две тысячи рублей. «Заняла она для… росплаты долгов своих, — утверждал Брылкин, — а не для какаго неправдиваго укрепления безденежно… меншим сыновям и дочерям». Что же касалось законопослушных дворян, то они старались убедить наследников своих земель не обманывать братьев и сестер.